Искупление Риза (ЛП)

— Пожалуйста, — всхлипнула Рен, сжимая его руки.

Он взглянул на нее. Она плакала. Он не был уверен, когда она опять начала плакать. Было лишь ощущение, что все, над чем он работал, разрушено.

Рен была во власти своего прошлого, и сейчас Константин был напоминанием того, от чего она так отчаянно пыталась избавиться. Ей нужна была свобода, много лет запретная для нее. Она плакала не из-за него. Она рыдала оттого, что так долго отказывала себе в счастье. Рен как будто застряла в Чистилище, загнанная между Ризом — человеком, укравшим и подарившим жизнь, и Константином — человеком, которого она хотела понять, но не знала, как это сделать. Рен словно оцепенела перед ним. Из-за отсутствия боли от жестких толчков его бедер, ее мозг сосредоточился на боли душевной. Она нуждалась в нем. Ей нужно было больше. Когда он вышел из нее, она снова стала пустой. Поэтому Рен умоляла его. Она умоляла Константина взять ее, впиваясь ногтями в его спину.

Он потянул ее за предплечье и перевернул на живот, вжимая лицом в подушку. Крепко обхватив узкие бедра Рен, он устроился за ее спиной и толкнулся своим жестким членом в ее тесное влагалище.

— Спорим, теперь ты не чувствуешь себя ангелом, да? — Константин словно с цепи сорвался.

Внезапно Рен почувствовала, как ее словно окутывает что-то знакомое. Он давал ей то, в чем она нуждалась, потому что прочел это в ее глазах? Она должна пытаться сопротивляться этому, иначе ее сердце сгорит. Рен хотела сказать ему, чтобы он остановился, потому что первая их встреча, первый ее раз не должны были быть такими, но рот ей затыкала подушка. Яростно вколачиваясь в нее, Константин провел руками по ангельским крыльям, вытатуированным на ее спине. Рен бросила попытки сдерживаться, ее тело обмякло, пока сама она негромко вскрикивала в подушку.

Она кричала не из-за того, что сейчас разделяла с Константином. Рен знала, что он хороший человек. Она кричала потому, что он давал ей то, в чем она нуждалась. И ненавидела себя за это. Ей это нравилось — вот, что было страшно. Ей нравилось, что с ней обращаются, как с грязной шлюхой.

Рен почувствовала, как сжался низ живота, а между бедер стало совсем мокро. В глазах почернело, и она отдалась миру тьмы.

Чаши весов ее прошлого и настоящего никогда не будут уравновешены.

* * *

— Ты совершила большой грех, Рен. Я покажу тебе последствия твоего поступка, — выговаривала ей сестра Магдалена.

Рен было четырнадцать, почти пятнадцать, но в данный момент больше складывалось ощущение, что ей шесть. Она сидела в своей комнате в женском приюте для незамужних матерей. В комнате не было ничего, кроме обычной кровати, накрытой серым шерстяным одеялом, от которого она чесалась и потела по ночам, распятия над изголовьем и маленького столика, на котором лежали четки и Библия.

Старые полы скрипели всякий раз, когда кто-то проходил по коридору. Рен всегда узнавала сестру Магдалену по ее резким и тяжелым шагам. Это была женщина пятидесяти с небольшим лет, полная, с угрюмым морщинистым лицом, потому что она вечно хмурилась и раздражалась из-за безнравственности, захватившей мир. Она была служительницей Бога и учила отступников вселенской милости. Рен поместили сюда после той роковой ночи, когда ей был дан второй шанс, хотя она так и не могла понять, повезло ли ей. Легкое шевеление в животе напомнило, насколько плохой она была.

— Да, сестра Магдалена, — ответила Рен, опустившись на колени и вовремя приняв молитвенную позу, едва заслышав скрип половиц под ее шагами, направляющимися в сторону комнаты.

— Ты увидишь доказательства зла и осознаешь святой Божий промысел. Вставай.