Искупление Риза (ЛП)

Риз стиснул зубы и с трудом сглотнул — кислота из его урчащего голодного желудка почти выплеснулась наружу. Он не ел нормальной пищи целый день, а, может, и больше, но забота об аппетите — это последнее дело. Главное, он должен очиститься от грехов. Сделать неправильное правильным, и хотя это для него было загадкой, но являлось неотъемлемой частью процесса. Взять их. Сломить их. Подчинить себе, а затем подарить им Божью милость, которой они — Риз был в этом уверен — не заслуживали. Именно так он жил последние десять лет, но прекрасно знал, что придет время, и он сам станет жертвой на пути смерти. Все это время он просто ловко избегал ее. Но чувствовал ее неотвратимое дыхание. Ужасы, которые он любил ненавидеть, или, может, наоборот, ненавидел любить… Именно таким он был.

Он смахнул спутанную прядь волос с разбитого лба девушки — в его темном сердце не возникло ни капли сочувствия. Ризу хотелось, чтобы он мог поговорить с Богом, но там, где он родился, Бога не было. Там был заученный Бог. Бог был притворством. Риз поверил в него один-единственный раз и оказался брошенным. Запертым. Одиноким.

Со злом все было проще. Перейти на сторону тьмы оказалось легко. Лишать их жизни, делать их конец болезненным стало частью его безумия, началом чего-то ужасного и прекрасного одновременно. Того, к чему он никогда не будет готов.

Глаза девушки были по-прежнему открыты — они потухли и остекленели. Радужная оболочка стала неопределенного, почти серого, цвета. Губы, до этого бледные и тонкие, сейчас были распухшими от его издевательств. Нос свернут набок, что неудивительно, учитывая силу его кулаков. Риз был готов смыть следы порока с нее и с себя. Настало время все исправить. Он готов отпустить эту часть себя.

Риз встал с кровати, снял с себя окровавленную одежду и пошел по залитому кровью ковру в примыкающую к комнате ванную. Наклонившись, он включил воду и сунул под струю руку, проверяя температуру. Приятно удивившись, что она горячая, Риз позволил кипятку заполнить маленькую ванну. Потом взял кусочек мыла, любезно завернутый в бумажку с названием мотеля, и положил его на край ванны. Розовые капли упали на грязно-белый кафель — часть крови начала смываться с его рук. Риз встряхнул пальцами и вздохнул, жалея, что не может поговорить с ней. Найти свое успокоение. Свое прощение. Она могла бы спасти плохого человека, которым он стал.

Риз наступил босыми ногами на влажный, пропитанный кровью девушки ковер, и остановился с задумчивым видом, пытаясь понять, но не понимая, как он дошел до такой жизни.

О, глупый мальчик… разве ты не расслышал тогда? Ты был плохим. Тот день на качелях все изменил. Ты можешь представлять, что ходишь по воде, но это только вопрос времени. Настанет момент, и дьявол схватит тебя за ноги, утащит под воду и оставит там умирать. Как ты того и заслуживаешь.

Риз изо всех сил пытался избавить свой разум от воспоминаний того ужасного дня, убеждая свое подсознание послать их куда подальше, но в голове непроизвольно продолжали вращаться совершенно отвратительные мысли. Его взгляд метнулся к мертвой девушке. Чувства, которые почти захватили его, исчезли, и он снова действовал в режиме автопилота. Словно призрак, плывущий над обрывом, Риз подошел к девушке и просунул руки под ее безжизненное тело. Он легко приподнял его — для этого не потребовалось много усилий, ведь она весила едва ли больше сорока килограммов. Ее дерзкая, покрытая кровью грудь все еще торчала кверху, на коже повсюду красовались синяки и порезы.

— Ш-ш-ш-ш, моя дорогая. Настало время убедиться, существует ли рай на самом деле. Совместным омовением мы очистим друг друга от грехов. Отвергни зло и, погрузившись в вечный сон, убедись, действительно ли Бог, которому вы молитесь, спасет тебя даже в смерти.

Полунапевая, словно мурлыча, Риз продолжал нашептывать ей псалмы из своих излюбленных церковных песнопений. Когда он добрался до ванны, вода уже текла через край. Но Ризу то ли было все равно, то ли он настолько погрузился в транс, что ничего не замечал. Не обращая ни на что внимания, он перешагнул через край керамической ванны. Мертвое тело девушки было легким, как перышко, настолько невесомым, будто его и не было вовсе. Но не стоит обольщаться: призраки однажды содеянного всегда будут напоминать о себе — и сейчас, и потом.