– Тебе нужно идти, Даниэль. Санчес только что приехал, он нас ждет…
Жюстина исчезла. Даниэль взял в ладони лицо Марианны.
– Придется потерпеть, но ты ничего не потеряешь! – шепнул он тоном настоящего мачо, так что Марианна расхохоталась.
Даниэль перед уходом поцеловал ее. Она вернулась под одеяло продолжать сиесту. Но перед тем как заснуть, позволила себе одинокое наслаждение. Достигла вершины в тот момент, когда поезд 15:25 прогрохотал за колючей проволокой.
Войдя в комнату надзирателей, Даниэль испепелил Монику взглядом.
– Я приготовила кофе, хочешь? – предложила Жюстина.
Он покачал головой и сел напротив Дельбек. С самого утра у него не было случая с ней переговорить. Теперь он пытался обуздать гнев.
– Можете объяснить, где вы были во время нападения на Оберже?
Радиомолчание. Он грохнул кулаком по столу, обе надзирательницы подскочили. Чашка с кофе опрокинулась.
– Где вы были? – заорал шеф.
– Я зашла в раздевалку, – призналась Дельбек с удрученным видом. – Мне нужно было кое-что забрать из шкафчика. Меня не было тридцать секунд…
– Тридцать секунд? Этого хватило, чтобы Джованна и ее банда забили до полусмерти мадам Оберже! – заревел он, вставая.
Его стул опрокинулся, загрохотал по плиточному полу. Моника вновь подскочила.
– Я рассчитывал, что вы идете посередине колонны! – продолжал он. – Ведь именно это предполагалось?
Она не посмела ответить.
– Я вам задал вопрос, мадам Дельбек!
– Да. Именно это предполагалось.
Шеф закурил сигарету, но кашлять она остереглась. Даниэль заметил, что у нее дрожат руки, а глаза полны слез.
– Что вам так срочно понадобилось забрать из раздевалки?
– Мой… мой сын болеет. Я забыла мобильник в шкафчике…
– Вы могли бы сходить за ним через десять минут, не так ли?
– Да, но… Пришлось бы опять спускаться. Потом сразу развозить обед. Я думала выгадать время.
Шеф вздохнул.
– И что прикажете с вами делать? – спросил он уже не таким зверским тоном. – Составить рапорт о профессиональном нарушении?.. Санчес потребует от нас отчета.
– Знаю, – прошептала Моника, ломая руки.
Даниэль на несколько мгновений задумался, потом обернулся к другой надзирательнице:
– Ты готова соврать, Жюстина?
Та кивнула.
– Хорошо, тогда давайте договоримся, – продолжал он. – Жюстина, ты шла впереди, слишком далеко, чтобы что-то заметить. Вы, Моника, были в конце колонны. Понятно? Меня там вообще не было. Я припозднился, заглянул в раздевалку. Вышел на лестницу, когда избиение уже началось. И не успел его предотвратить. Хотя должен был глаз не спускать с мадам Оберже.
– Нет! – Моника возмущенно затрясла головой. – Я не могу допустить, чтобы вы взяли мою вину на себя!
– Санчес ничего мне не сделает. А вас не пощадит. Так что будет лучше все свалить на меня.
– Нет! – упорствовала Моника. – Я отказываюсь…
– Он прав, – вмешалась Жюстина. – Санчес тебя уволит. А на Даниэля не ополчится. В конце концов, в его обязанности не входит сопровождать заключенных. Это наша обязанность. Он просто помогает нам.
– Ну что, договорились? – перебил ее Даниэль. – Так где вы были, Моника?
– Я… Я была в конце колонны. Я… Я думала, вы где-то выше.
– Превосходно, – заключил он, раздавливая окурок в пепельнице. – Тогда идемте к Санчесу. И перестаньте плакать, Моника. Иначе он что-то заподозрит.
Марианна, вцепившись в оконную решетку, с улыбкой на губах терпеливо ждала. Отсюда, между двумя строениями тюрьмы, она могла различить краешки светящихся окон и людей за ними. Бегло, едва на несколько секунд. Но все равно это здорово. Она думала об Эмманюэль, которая лежит на больничной койке, пронизанная болью. Эти звери наверняка приковали ее. Одна надежда, что ей скормили обычную дозу таблеток.
А ей, ей самой заполучить бы свою дозу порошка. Но придется ждать до вечера понедельника. Ждать, пока начальник явится урвать себе капельку наслаждения. Снова странное ощущение внизу живота.
Но если ему довольно этой демонстрации силы, а обо мне он и вовсе не думает? Так все и должно закончиться. Главное, не начинать снова.
Однако все ее тело отказывалось подчиняться рассудку.
Что это на меня нашло? Я хуже, чем всякая…
Поезд 21:52 вывел ее из задумчивости. Она перестала бранить себя. Главное – не портить удовольствие, подбирать каждую его кроху.
Состав мчался прямо перед ней, ведать не ведая о темных глазах, умолявших его замедлить ход. Марианну опьянял этот сильный, сладостный грохот. Музыка странствий, приключений. Локомотив как символ свободы. Свободы ездить туда и сюда, которой люди даже не замечают, настолько та от них неотторжима. Марианна различила несколько далеких силуэтов. Смутные формы, не более. Наделенная богатым воображением, она развлекалась, придумывая им лица. Переполняла образами внешний мир, чтобы облегчить одиночество внутри.
Она спустилась на твердую землю, потом свернулась клубком на койке. Закрыла глаза. Вслушивалась в далекий гул, продлевала наслаждение. Поезд все-таки уходил. Но ей удалось зацепиться, проникнуть в вагон. Жаль, что нечего вколоть в вену. Было бы слышно лучше. Дольше.