Читаем Искупление Дабира полностью

Проверяя себя, он оглянулся на окно, посмотрел на бумагу. Нет, ничего не произнес и не написал он о муше-рифах. Даже думать об этом не следует, удостоверившись, не смотрят ли откуда-нибудь со стороны.

На молитву он встал, и сами собой отстранились все заботы мира. Одноцветная плоскость простерлась во все стороны. Сосредоточенный, он постоял, отвлекаясь от земного, колени коснулись саджжада '. Покойная благость была в движениях.

Выполняя ракат, выбросил он перед собой руки, лицом и локтями приник к земле. И вдруг замер, потрясенный. Некая мысль пронзила все его существо. Так ведь -- на коленях и локтями к столу -- стояла тогда Тюрчанка при гуламе!

Нет, не сама пришла она сейчас, а только воспоминание явилось ему. Но он отпрянул от саджжада, встал на ноги, растерянный. Необыкновенное снова происходило с ним.

Все тихо было в саду и в комнате, сердце постепенно успокаивалось. В общение его с богом вмешалась блудя-щая женщина. Усилие совершил он над собой и снова начал ракат. Но едва только согнул колени, как понял, что не уходит это из памяти. Еще раз начинал он молитву, но ничего не получалось...

Полный раздумий, долго стоял он посредине комнаты, и только когда надел на ноги тяжелые кожаные галоши, прошла, наконец, взбудораженность в мыслях.

----

' Саджжац- молитвенный коврик. 9*

II. ВАЗИР (Продолжение)

Солнце ударило в глаза и отступило на свое место в небе. Шагирд работал в саду по ту сторону арыка. Началось неизбежное, и по личному указанию Абу-л-Ганаи-ма тюльпаны перед дворцом Тюрчанки послан был вчера высаживать шагирд. Не дело это вазира -- расставлять садовников на работе, но коль не может Абу-л-Га-наим в другом досадить ему, то хоть в этом. Пришлось принимать меры. Сам Величайший Султан распорядился оставить этого шагирда в его кушке. Передали видевшие, что только побелели губы у нового вазира...

Шагирд уложил уже ряд дерна, и цвет у травы был такой, какой он любил: серый. Размерен в движениях молодой садовник. Некая спокойная сила во всем его облике, и не забывают такие люди благодеяний. Данный в детстве хлеб сильнее всех прочих уз на земле.

С давних пор в нем эта привычка: считать деревья в саду. Четкая красота содержится в линии подстриженных маклюр, и ровно двести раз повторяются они. Идя обратно, он проверяет счет. Ум отдыхает от хитросплетений мира, которые изо дня в день распутывает он уже тридцать лет. Но вновь и вновь возвращаются заботы, ибо таково предопределение его в мире...

Незримая связь с державой ощущается всякий раз, когда садится он за свой стол. Приблизилось время работы с таблицами неба, и сегодня уже не задержится имам Омар. Известно, что в приюте греха у гябров пил тот вино с мервским шихне. Ночевать же имам пошел к мастеру цветов в рабад. Оттуда и доставят его в кушк.

Назавтра же следует вызвать экзиларха ' иудеев Нис-сона. Считают те, что некогда при царях Эраншахра им жилось вольготней. Жен от них брали цари, и особо числят себя иудеи по извечной своей нескромности. Потому и не хотят заменить в субботней здравице поминание древних царей Кеев на знак нынешней династии. Тюрки же благоволят к ним и по простоте своей думают, что коль иудеи -- люди Писания, из коего черпал Пророк, то и первородство их в вере.

----

Экзиларх-- глава общины.

Надлежит также дать указание, чтобы огородили базарные столбы, на которых подвешивают пойманных ба-тинитов. Все, что от государства, имеет высший смысл, и не должны дети бегать внизу меж столбов. Если же отпадет у казненного рука или нога, то пусть лежит там до конца срока...

Он закончил писать. Калам в руке остановился на последнем завитке, но кружение нитей продолжалось. Это была только видимость. Искусный мастер так расположил золотые линии на стержне, куда втыкается тростник, что бесконечно вились они, никуда не уходя. Мудрость порядка в таком извечном кружении. Все рушится, коль оно останавливается.

В первый раз это случилось, когда хлопнула от ветра дверь. Тогда же явилась ему Тюрчанка. А потом захотел он подвигать ушами, как некогда в детстве, и опять выпал калам из пальцев. Он катился по столу все медленнее. И когда остановился, снова явилась она, но уже девочкой.

А что, если некая тайная сила в этом каламе, и есть у него возможность вызывать кого захочешь? Рассказывают ведь о чаше, в которой виден весь мир, а также е жезле, при посредстве которого раздвигаются горы. Стоит лишь сказать при том особое слово...

Рука его сама опустилась, и калам неслышно коснулся поверхности стола. Сердце билось гулко, как при быстрой ходьбе. Но ничего не произошло, и он перевел дыхание.

Тюрчанка затерялась где-то во времени, и даже контуров не осталось в памяти. С недоумением смотрел он на свои освободившиеся пальцы. Они слегка дрожали. Калам лежал на столе в том же положении.

Нет, чтобы вызвать кого-то, нужно сделать все, как в прошлый раз. Не просто следует опустить калам, а бросить его на середину, и тогда покатится тот в должном направлении. Быстро ухватив стержень, он поднял руку высоко над столом, и пальцы его разжались.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное