Искры

— А ты откуда знаешь, о чем я говорил с «ними» и что мне обязательно надо было «объявляться»?

— Должно, знаю, ежели спрашиваю. Помнишь, сказал осенью в конторке: «Придет время — сами объявимся»?

Чургин положил руку на его плечо, тихо ответил:

— Пришло, старина, время всем нам объявляться!

Митрич вполголоса сообщил:

— Дед Ильин тут. По секрету передал: мол, до тебя дело есть.

Чургин бросил острый взгляд в даль штрека, на тусклые керосиновые лампы и пошел к уклону, ничего не ответив. Какой-то невнятной тревогой наполнилась грудь его, чаще забилось сердце. Не успел он пройти несколько шагов, как ему встретилась тетка Матрена, гнавшая вагой с породой. Поотстав от своей подружки откатчицы, она, подойдя к Чургину, спросила:

— Ну как там? Все благополучно?

— Да вы что, только об этом и думаете? — сердито проговорил Чургин.

— Это уж мы знаем, парень, об чем нам думать. А ты, — прошептала она над ухом, поднявшись на носки, — гляди в оба. Дела могут обернуться круто.

— Чем круче, тем ближе к делу, — ответил Чургин и пошел дальше.

Шел и думал: «Я, кажется, уже не просто некая личность, разгоняющая подрядчиков: во мне рабочие видят нечто большее. Значит, стачка должна получиться. Надо только хорошо подготовить все. А я вот с управляющим не мог поговорить как следует и теперь вынужден буду писать хозяину. Значит, и над своим характером надо еще потрудиться. Однако где же может быть Ильин? Неспроста эта лиса явилась в шахту», — вспомнил он о сообщении Митрича и направился в восточную сторону коренного штрека.

Проверив, как идут работы по расчистке уклона, Чургин повернул назад и встретил вдруг Ильина. Озираясь по сторонам, хотя все рабочие были заняты и в штреке никого не было, старый подрядчик поздоровался с конторским десятником и сразу заторопился.

— Хоть и обидели вы меня, Илья Гаврилович, прошлый год, здорово обидели, да господь милостив. Я работаю на другой шахте и на вас злобы не имею: ваше дело такое. Но я человек старый, век доживаю и не могу согласиться… Потушите лампу, я не хочу, чтобы нас видели.

Чургин знал этого старика с квадратной седой бородкой как ловкого дельца, и подумал было, что он хочет дать взятку, чтобы получить обратно лаву, но было очевидно: подрядчик не за этим явился. Пригласив Ильина сесть в стороне, Чургин задул лампу.

Ильин сел на корточки возле целика, тихо заговорил:

— Вы человек молодой, горячо воюете с подрядчиками — бог вас рассудит. Я в свое время тоже был бы непрочь подложить вам свинью, чтобы убрать вас. Но насильно…

— Что «насильно»? — резко спросил Чургин, вспомнив предупреждение старика Ванюшина.

— Да тише же! Убить вас хотят, голубчик, — дрожащим голосом наконец выговорил Ильин. — А я не хочу этого. Мои руки чистые, и чистыми останутся до гроба.

Чургин был немало изумлен: ведь Ильин его противник, и несомненно был одним из заговорщиков. Верить ему или не верить?

— Это верно? Может, так — поболтали только по пьяному делу?

— Зря я вас тревожить не стал бы, — ответил Ильин. — Кровавое дело замышляют. Меня вот на сговор тоже позвали.

— Где и когда? — спросил Чургин.

— В номерах Кальянова. Сегодня вам, пожалуй, еще нечего опасаться. Сегодня только договариваться будут. Ежели что — постараюсь дать знать.

— Ну что ж, спасибо, папаша, — поблагодарил Чургин, и старик Ильин исчез в темноте.

5

В девять часов вечера Чургин послал Стародубу записку с сообщением, что работы в шахте возобновились, и заторопился домой: на десять часов было назначено экстренное собрание кружковцев. Он пришел домой, как всегда, спокойный, неторопливый, но душа его впервые была полна острой тревогой.

На кровати лежал Леон, возле него сидели Ольга, Варя и только что приехавшие из хутора Егор Дубов с женой и тихо разговаривали. Малыш прыгал на коленях у жены Егора, смеялся и все тянулся к чубу казака, выкрикивая что-то только самому ему понятное.

Пожав руки гостям, Чургин подошел к больному. Леон лежал с закрытыми глазами, на животе у него стояла кастрюля со льдом. Лицо его было красно, брови страдальчески приподняты, но он молчал.

Чургин взял его за руку, достал карманные часы и сосчитал пульс.

— Сто десять. Плоховато, брат. Симелов был?

Варя передала записку Симелова. Там было написано: «Кровоизлияние в брюшной полости, опухоли от ударов. Возможно воспаление брюшины. Установим окончательно завтра».

Малыш задорно смеялся, увидев отца, потянулся к нему, но Чургин сожалеюще развел руками и посмотрел на часы. Часы показывали девять часов тридцать минут.

— Грязный я, сынок, и некогда мне, — сказал он, но потом взял его на руки, подбросил несколько раз к потолку и пристально посмотрел на него. «Да… Ну, ничего, сынок. Сегодня твоему батьке еще ничего не грозит», — подумал он и, стараясь не выдать своего волнения, отдал малыша Егоровой жене и стал умываться.

Егор поведал о своем горе. Здоровье его мальчика ухудшилось. Симелов не стал скрывать: процесс медленного заражения крови подходил к концу, и мальчику грозила смерть.