Большой грузовик «Кавказ» с ревом освобождает въезд на базу, и запыленный конвой останавливается среди зданий. Снаружи, вокруг ограждения СМЗ «Бастион», также стоит тяжелое оборудование инженерных войск – экскаваторы, самосвалы и тягачи, – а также «керасты» солдат из Тригеля, которые сегодня покидают Дисторсию. Я выпрыгиваю из «скорпиона», чтобы слегка осмотреться до того, как поступит приказ разгружать «метки».
Над плацем, пришвартованный к металлической платформе, парит «окулюс», большой белый аэростат. Пурич и Водяная Блоха показывают на него друг другу пальцами. Гаус, облокотившись о «скорпион», потирает щеку, будто еще не верит, что мы добрались до цели, а Баллард бежит в туалетную кабинку в углу плаца. По дороге он даже не упоминал, что его настолько приперло.
Я смотрю на здания и конструкции СМЗ, которые всерьез меня впечатляют. Последние десять дней здесь тяжко трудилась почти сотня человек, чтобы подготовить базу и окружить ее почти двухметровой стеной. Вот только теперь, в отличие от нас, они скоро ее покинут, причем наверняка с радостью. Никто не любит без причины рисковать собственной шкурой.
Я расспрашиваю встреченных солдат, что у них слышно и насколько дает о себе знать пустыня. Они не особо склонны к разговорам, спешат погрузить все необходимое, чтобы до вечера добраться до Тригеля. Сержанты носятся как сумасшедшие. Лишь один из водителей, которого я угостил сигаретой, говорит, что хуже всего вовсе не жара и вездесущая пыль. К этому он уже успел привыкнуть. Самое тяжкое – оторванность от остального контингента и странное ощущение тревоги. Он бдительно оглядывается по сторонам – судя по всему, ему хочется выговориться.
– Когда мы сюда приехали, старик, я едва не обалдел.
– Что такое? – пытаюсь выяснить я.
– Все эти здания были в отменном состоянии. Для здешних условий – почти в идеальном. Такое впечатление, будто тут много лет никого не бывало – ни людей, ни зверей. Все целое и ровненько присыпанное пылью.
– Ну, тут вообще-то не слишком оживленное место.
– Я уже бывал на похожих базах. Мы не раз подготавливали для наших всякое захолустье, чтобы им можно было нормально пользоваться.
– И ты видел там только разрушенные здания?
– Всегда были какие-то следы грабежа – вырванные доски из пола, даже выдранные из стен трубы и провода, выкрученные краны – в общем, все, что удалось унести. А тут здания и комнаты как новенькие, в большинстве окон даже стекла оставались.
– Ну так это же вроде как даже хорошо?
– Вроде как хорошо, работы меньше. – Он на мгновение задумывается. – Но слишком уж странно все это, блядь, выглядит.
Я прерываю разговор, когда появляется лейтенант Остин – голый до пояса, с военным загаром на жилистом теле. Явно нервничая, что не слишком ему свойственно, он бежит в сторону доктора Заубер, чтобы как можно быстрее что-то ей сообщить. Он ловит за руку капитана Бека, и оба подходят к «керасту» с красным крестом на капоте.
Нырнув между грузовиками, я пробираюсь мимо «меток» и цистерн со стороны ограждения, мимо груды барахла и суетящихся солдат, чтобы оказаться как можно ближе к офицерам. Возле нашего «скорпиона» меня замечает Дафни. Я жестами даю ему понять, что меня здесь вообще нет, и он поворачивается к Пуричу, продолжая созерцать аэростат. Умный парень.