Искательница приключений

Прошло несколько часов. На тракте появился человек. Он нес с собой доверху заправленный зажженный масляный фонарь, но смотрел в лесную темноту так, будто видел дальше освещенного круга от язычка пламени за стеклом на целых несколько шагов. К слову, передвигался человек так тихо и осторожно, что тревожил мягкими подошвами своей обуви лишь редкие, самые невесомые пылинки на древнем тракте, и даже ручка, за которую он держал фонарь, не поскрипывала, покачиваясь в такт его походке.

По одежде человека можно было принять за странника, не будь она слишком грязна и оборвана даже для нищего. По движениям — за пролежавшего долгое время без охоты хищника, чьи суставы с удовольствием вспоминали свою работу. А по пальцам, загрубевшим и с трещинами, с грязью под ногтями — добывающего хлеб трудом своих рук работягу, тяжелым и неблагодарным трудом.

Он не боялся бродить по лесу ночью, словно бывал в местах и опаснее его, и считал свой нынешний риск не слишком великим. Более того, складывалось впечатление, что с лесом человек этот был знаком прочно, может быть, вырос в этих местах. А еще никому не потребовалось бы объяснять, что уходил он все глубже и глубже в лес отнюдь не случайно.

И присматривался к дороге, к зарослям с целью ему ведомой и много раз уже достигнутой за его жизнь. Пусть за определенное время и под влиянием определенного места в городе с площадью нрав человека изменился, и он посмотрел на мир под другим углом, но этой ночью он, однако, собирался сделать некое старое дело — чтобы изменить свое положение в обществе.

Человек остановился и исследовал оставленные Лихт тела вместе с неведомым образом самой по себе принимающей первоначальный вид землей в тех местах, где вечером из нее вырывалась вода. В уме человек весьма точно восстановил картину боя и составил близкое к правде представление о способностях и умениях победителя в нем. Удивился, не найдя мертвых лошадей, ибо, по его разумению, одна или две из них неизбежно должны были погибнуть в этой схватке, но и сделал вывод, что искатель приключений теперь стал еще и конокрадом. Он не знал, что все лошади в целости и сохранности вернулись в город.

Хотелось верить, что человек сей не нес на себе оружия; и одет он был слишком просто, чтобы спрятать на себе что-либо длиннее обычного кухонного ножа, каким режут хлеб. Но внешность в этом мире обманчива, поэтому более чем допустимо было, что в давно изношенном коротком сапоге, в штанине рваной, а то или в волосах даже (грязных и спутанных) прятал этот человек сюрприз смертоносный для тех, кто сам не мог постоять за себя и убить кого угодно.

Однако за спиной его вдруг сгустилась тень чернее ночи и поплыла над дорогой, будто не касаясь ее.

Почему-то человек не заметил тени, даже когда она поравнялась и пошла нога в ногу с ним, сбоку. Не посмотрел туда, куда впитывался, всасывался свет масляного фонаря, не отражаясь, в тот сгусток ночного воздуха бесформенный. И глазом не повел, когда тень черным ветром пронеслась прямо перед его лицом, всколыхнув свалявшиеся пряди его волос.

Тогда тень стала подбирать с дороги камушки и подбрасывать их в воздух, чтобы они со стуком падали на твердые кочки и с хлюпаньем — в лужицы скверно пахнущей влаги. Может, на стук и хлюпанье человек обратит внимание?

Не помогло и это; тень узрела сорванную с дерева ветку и принялась выписывать ею пируэты по всем сторонам от человека — каждый взмах сопровождался пронзительным свистом. Ветвь хрустнула, ломаясь, ибо пользы ночной тени никакой не принесла.

Человек остановился на секунду и подкрутил фитиль в фонаре.

Вот тут тень смекнула, что ее все-таки заметили, но умышленно не подали виду. Немедля обернулась она волком с красными глазами и выскочила из зарослей на тракт перед человеком. Расставила широко лапы, разинула пасть, взъерошила загривок, вывалила чудовищно длинный язык со змеевидным раздвоением на конце и раскатисто зарычала.

А человек склонился и погладил волка по холке. Тень в растерянности метнулась с тракта. Человек рассмеялся.

Спустя минуту закружился над человеком ворон и провозгласил его злую судьбу режущим и гулко разошедшимся по лесу карканьем. Желтые глаза ворона колдовским огнем потекли во тьме, и желтый клюв его был точно поминальная свеча по мертвецу.

Но человек признался вслух, что не носит с собой падали и ему нечем накормить стервятника.

Тогда полетели отовсюду летучие мыши, стаей крыльев-когтей подрали лицо, волосы и одежду, оставили порезы на загрубевших руках человека, зелеными глазами-бусинками расшвыряли искры яда на кровоточащие раны его. Разом живое пищащее облако облепило человека, повалило его наземь, стало катать в грязи и зловонной жидкости, пачкая черные тельца свои красным с коричневым вперемешку.

Тут он вскочил и бросился бежать, а стая, загоревшаяся от разбитого фонаря и плеснувшего из него полыхающего масла, понеслась за ним, будто призрак, восставший из ада, в пламени алкающий пожрать мир. Дикая гонка поскакала по лесу, сопровождаемая писком чертовой дюжины сгорающих заживо кровососов.