Искатель, 2019 №3

— Ты же опрашивал свидетелей. Почему я об этом узнаю не от тебя?

— Ну… — Чайкин замялся. — Я не… Никто ничего подобного не говорил. Может… Наверное…

— «Может», «наверное», — передразнил Завадский и снова обратил свой взор на Романову.

— Вы, Александр Александрович, зря так на Андрюшу, он же еще молодой мальчик.

— Он не мальчик, он сотрудник полиции. Или прикажете мне вас взять к себе в отдел вместо него?

— Я с вами работать ни за какие коврижки не стану, Завадский. Вы хам и грубиян, к тому же лишенный чувства такта и терпения.

— Зачем же вы тогда сюда заявились?

— Из чувства долга, — не моргнув глазом, ответила Екатерина Андреевна. — Узнала важную информацию и поспешила сообщить. В первую очередь Андрею, между прочим. То есть лейтенанту Чайкину, а не вам, Завадский, заметьте. Поскольку вы, ко всему прочему, еще напрочь лишены благородства. Итак, — продолжила она, теперь демонстративно повернувшись к внучатому племяннику, чем заставила Завадского заскрежетать зубами, — по всей видимости, Мардасов каким-то образом принудил жену Фраймана к интимной близости, об этом вся фирма знала и активно обсуждала в кулуарах. Так что, как видишь, у Фраймана, если он настоящий мужчина, был весьма откровенный мотив убить опозорившего его жену начальника. Хотя внешне он совсем не похож на душегуба.

— Это все? — сурово спросил Завадский.

— Пока да.

— Попрошу вас этим и ограничиться и больше не вмешиваться в расследование.

— Благодарный человек расценил бы это как помощь, а не как вмешательство. Но я не осуждаю вас. Как сказал Хосе Балу: «Благодарность — это прекрасный цветок, растущий из глубины души». А поскольку у вас, Завадский, нет души, то и вырасти там ничего не может.

— Избавьте меня от ваших нотаций и дайте нам работать, — сквозь зубы процедил Завадский, затаскивая Чайкина обратно в кабинет и закрывая дверь.

Едва Екатерина Андреевна, хмыкнув и дернув плечиком, повернулась, чтобы зашагать прочь, дверь снова приоткрылась.

— Гм! И спасибо за информацию, — нехотя прохрипел Завадский и снова скрылся в кабинете.

Екатерина Андреевна улыбнулась своей фирменной улыбкой, делающей ее сразу на несколько лет моложе:

— «Признательность — есть бремя, а всякое бремя для того и создано, чтобы его сбросить»[1].

Фрайман испуганно посмотрел на вернувшихся в кабинет полицейских, выражение лиц которых не сулило ничего хорошего. Чайкин снова сел за стол и раскрыл блокнот. Завадский опять принялся мерить комнату шагами, о чем-то напряженно размышляя.

Проходя мимо замершего в ожидании Фраймана, он резко остановился и устремил на подозреваемого буравящий взгляд колючих серых глаз:

— А может, не было никакой брюнетки?

— Да как же не было! — воскликнул Фрайман. — Я совершенно категорически видел ее, — он повернулся к Чайкину, — вот прямо как вас.

— При этом ни лица ее, ни чего бы то ни было вы не разглядели? — уточнил Чайкин.

— Да господи ж ты, боже мой! Я же объяснил вам: я был в это время без очков.

— Очень удобно! — хмыкнув, буркнул Завадский, продолжая расхаживать по кабинету. — Ничего не видел, ничего не знаю.

— Да, а у нас налицо труп, — поддакнул Чайкин.

— Саныч! — В комнату заглянул криминалист, невысокого роста коренастый небритый мужчина с чемоданчиком в руке. — Я закончил.

— Ну и? — поинтересовался Завадский.

— Пока ничего определенного сказать не могу, но на шее у покойного обнаружено маленькое пятно, похоже на след от укола.

— Ты хочешь сказать, что его могли… — Завадский жестом изобразил, как втыкает себе в шею шприц.

— На себе не показывай, — сказал криминалист. — Ну, в общем, такая вероятность существует. Посмотрим, что скажет патологоанатом. Ладно, бывайте.

— Любопытно, — произнес Завадский. — И чем же вы его укололи? — Он резко повернулся к Фрайману и, нагнувшись, пристально посмотрел ему в глаза.

— Я категорически возражаю против таких инсинуаций! — возмущенно взвизгнул Фрайман и попытался встать.

Но Завадский схватил его за плечо и усадил на место.

— Сан Саныч, а может… — попытался вставить Чайкин.

— Не может! — резко ответил капитан и вновь пристально посмотрел Фрайману в глаза. — Вы же главный бухгалтер, так? — Он снова стал ходить по комнате.

— Так. Но какое это имеет отношение…

— Значит, у вас мог быть… м-м-м… материальный интерес.

— Позвольте, вы на что намекаете?

— Ну это уж вам виднее. Может, вы решили прибрать к рукам компанию Мардасова…

— Но… — Фрайман еще больше побледнел, а на лбу у него выступили капельки пота.

— Или что-то с бухгалтерией нахимичили, а он вас на этом поймал. В любом случае, смерть Мардасова вам на руку.

— Я протестую! — воскликнул Фрайман, вскакивая.

Сунув руку в боковой карман пиджака, он выдернул носовой платок и судорожным движением отер лоб. При этом что-то тихонько стукнуло об пол. Фрайман наклонился и хотел было поднять выпавший из кармана предмет.

— Стоять! — рявкнул Завадский и, подскочив, оттолкнул Фраймана. — Чайкин!

— Я.

— Пакет.

— Какой пакет?

— Какой-нибудь.

— У меня нет пакета.

— Бумагу.

— У меня нет…

— Из блокнота вырви.

— Хорошо.

Чайкин с грустью посмотрел на свой новенький блокнот.