– И ты… испугался моей формы? – спросил он, спустя несколько минут молчания.
– Ты напомнил мне брата. Я представил на секунду, что нечто подобное может произойти с тобой и… От этой мысли мне стало так плохо, что сердце дало сбой.
– Прости, – стиснув зубы и сжав кулаки, произнёс Марко. – Я больше никогда её не надену. Завтра же попрошу дать мне нормальную одежду!
– Плюнь, – махнул я рукой. – Не это, так что-то другое бы вызвало приступ. Я слишком стар и болен. Даже не знаю, больше физически болен или же умственно. Иногда… я вижу тех, кого давным-давно нет в живых.
– Что ты чувствуешь в такие моменты? – спросил парень.
– Тоску… И разочарование, что это всё лишь миражи моей памяти, – честно ответил я.
– Я очень скучаю по родителям, – ответил Марко. – И мысль о том, что сколько бы я не прожил, я никогда больше их не встречу, заставляет меня плакать. Как ты говорил Этне? «Это больше не жизнь».
– Постарайся думать о том, что у тебя есть, а не о том, что ты потерял. Это отвлечёт тебя от плохих мыслей.
– Правда? Поможет?
– Ну, я так тридцать лет уже справляюсь, – хмыкнул я в ответ.
– Кажется, уже обед, – Марко посмотрел на часы. – Пойдёшь со мной?
– Не откажусь от лёгкого бульона, – согласил я.
Закрыв кабинет, мы с Марко направились в общую столовую, но остановились на главной площади Эдема, увидев скопление людей. Из-за их спин, выстроившихся в несколько рядом, до моих ушей доносились чьи-то крики и звук хлыста, рассекающий воздух.
– Что там? – напрягся я.
– Кажется, отец Севастьян наказывает провинившегося, – ответил Марко.
– Наказывает? – переспросил я.
– Мы с Этной тоже были в шоке, но поступки Севастьяна оправданы. Наказаниям подвергаются те, кто не уследил за урожаем или ещё по какой-то бытовой причине. Эдем очень сильно зависит от каждого мешка с зерном, и, чтобы приучить людей ответственно выполнять работу, отец Севастьян прибегает к порке.
– Впредь, – с одышкой произнёс священник, – будь внимателен, Фарид. Проверяй, чтобы место, куда ты кладёшь мешки с зерном, было сухим.
На коленях перед Севастьяном, державшим окровавленный хлыст, стоял мужчина. Несмотря на ужасающие раны на спине и груди, на глазах провинившегося не было слёз. Он, аки сглупившее дитя, смотрел на отца, моля о прощении.
– Именем Господа нашего, я отпускаю тебе твоё прегрешение, – произнёс Севастьян.
– Спасибо, отец! – и тут, мужчина, наконец, разрыдался. И я сомневался, что от боли. Схватив ладонь священника, он принялся покрывать её поцелуями.
По толпе разошлись одобрительные шепотки.
– Отец Севастьян милостив к каждому из нас!
– Легко отделался…
– Фарид крепкий муж, его спина нам ещё понадобится. Отец Севастьян учёл это, при выборе наказания!
– Марко, скажи мне, – я дёрнул парня за плечо. – Ты считаешь это нормальным?
– Не знаю, но… У нас есть другой вариант? Те людоеды обращались с нами гораздо хуже, – ответил он.
– Что есть, то есть…
– Эдгар, – освободившись, Севастьян подошёл ко мне, когда люди разошлись, – как самочувствие?
– Неплохо, но, боюсь, теперь мне будут сниться кошмары несмотря на то, что я не могу видеть сны, – ответил я.
– Увы, менее трудозатратного и эффективного способа, в условиях дефицита ресурсов, я не придумал.
– Если Этна провинится, – произнёс Марко, – вы тоже её так накажете?
– Она способная девушка. Но закон един для всех. Впрочем, её труд – поддержание здорового духа в Эдеме, и она с ней справляется на отлично. Не вижу намёков на то, что мне придётся её наказывать.
– Я не хочу подрывать твой авторитет, Севастьян. Но впредь я буду чаще навещать Этну. И я потребую объяснений в случае, если она будет наказана: почему, за что и насколько справедливой была степень наказания. Не подумайте, это не угроза, – предупредил я.
– Понимаю, Эдгар. Ты беспокоишься о ней. Жители Эдема доверяют мне обучение своих детей с детства, у тебя не было такой возможности. Я и так отношусь со снисхождением к вам, как к новоприбывшим, – ответил Севастьян.
– Рад, что мы друг друга поняли.
– Но учти, Эдгар, – произнёс он напоследок. – Одному против всех не выстоять. Тебе следует скорее адаптироваться к нашим устоям. К слову, исповедоваться не надумал?
– Нет, хорошего дня, Севастьян, – ответил я, и направился к храму, проведать Этну.
Двадцать второе воспоминание
Войдя в храм, я почувствовал убаюкивающий запах ладана. Лёгкий сквозняк колыхал огоньки свеч. В зале было натоптано после утренней службы.
Я застал Этну с метлой у алтаря.
– Добрый день, Эдгар! – улыбнулась девчонка. – Прости, тут так грязно, утром шёл дождь, паства столько грязи нанесла. Можешь пойти и сам себе сделать чай, там ещё осталось немного каши, которую я готовила отцу Севастьяну.
– Спасибо, я не голоден, – ответил я, сняв шляпу.
– Что-то случилось? – обеспокоено спросила Этна. – Опять сердце?!
– Нет, за него, пока, не переживай. Я просто хотел тебя навестить и… – я подошёл поближе и убрал с лица девушки капюшон.
– Мне нельзя, – засмущалась она.
– Насколько мне известно, с покрытой головой обязаны ходить только замужние, – я провёл рукой по её щеке. – Мне не нравится Севастьян.