Ищейки Смерти

Ну ничего, мало ли что могло случиться? Вдруг, они всё ещё ищут отбросы? Или заплутали. Да нет, эти сорванцы способны находить след там, где его не найдёт и волк. А всем на Главном Материке прекрасно известно, насколько искусны в этом деле волки! Решили махнуть пушистыми хвостами на хозяина и податься прочь? Обратно в Кривой Лес? А что, вполне себе вариант, хоть очень и очень маловероятный. А ещё что может быть? Да всё что угодно! И, увы, не самое лучшее…

Тартор, как только мог, отгонял мрачные мысли. Но они и не думали покидать его голову. Целый день он просидел под проёмом, дожидаясь четыреногих друзей. Уродливый птенец голода, казалось бы, замурованный обратно в скорлупу, принялся проклёвываться вновь.

Шакалы не появлялись.

Наступила ночь. Такая же тёмная, холодная и беспристрастная, как всегда. Вот только длилась она дольше обычного — Тартор не спал. Вслушивался в тишину с надеждой уловить милые уху шорохи шакальих лап. Девственную плеву тишины разрывали скрипы дверных петель, топот сапог охранников, вой на луны цепных бобросов и собак, вскрикивания ночных птиц. Но не было среди них преданного скулежа и тявканья…

Утром Тартор почувствовал, как болезнь начинает набирать новую, утраченную было, силу. Мучительный кровавый кашель раздирал лёгкие, а нарастающий голод — желудок. Переживания косили Тартора, как техномонстр жнец косит головы попавшихся под его чудовищные лезвия мыслящих. С каждой минутой наёмнику становилось всё неспокойней на душе. И это беспокойство ослабляло организм, делало уязвимым для болячки.

День прошёл в страданиях: как в душевных, так и физических.

А шакалы всё не появлялись…

Время тянулось со скоростью Исполинских Жернов, что можно встретить в Бастоне: зерно в них свозят со всех Западных Земель, в движение их приводят сотни тяговых слопров; в день они совершают лишь несколько полных вращений, но количество и качество помола впечатляет весь Материк.

К завершению четвёртого дня мучительного незнания, засовы щёлкнули, и в камеру опасливо вошёл охранник. Тартор ещё никогда его не видел: это был седой прим с глубоким, участливым взглядом. В нижних руках он держал большую кастрюлю. Из-под закрытой крышки доносился слабый запах дурманящей разум еды.

— Пришёл почесать об моё лицо сапоги? — окрысонился Тартор.

— Что вы, господин, совсем нет, — прислужливым, лишённым воли голосом ответствовал прим. — Я пришёл оказать вам посильную помощь.

— С чего это вдруг? — голос Тартора звучал измученно и обречённо. — Вы долгое время выбивали из меня душу. Потом просто забыли, как мне кажется. А теперь что, помогать уже надумали?

— Нет, господин, совсем не собираются помогать… — прим осёкся. — Вернее, они не собираются… Понимаете, я, хоть и работаю на Жраба Толстого, не во всём с ним согласен. Уж вы-то, господин, должны меня поддержать: методы Жраба слишком жестоки.

— Ещё бы, — поддакнул Тартор, прокручивая в голове все избиения, унижения и моры голодом.

— Я раскрою вам тайну: сейчас идёт последняя ступень ваших истязаний, — принялся откровенничать прим, переминаясь с ноги на ногу и заламывая свободные от кастрюли руки. — Вас хотят заморить на смерть голодом. Не смотрите на меня, как на идиота, господин. Конечно же, вы это поняли и без меня… Простите. В общем, мне положено следить за вами. Жраб и его сыновья утратили к вам интерес. Они заняты сейчас другими делами: завезли новую партию осуждённых к смерти. А ведь перед казнью над каждым нужно «как следует поработать»…

— То-то я смотрю, они меня перестали избивать, — ухмыльнулся Тартор. — У них попросту завелись новые жертвы.

— Да-да-да, — подтвердил прим, — именно поэтому. Так вот, меня назначили следить за вами, господин. Что я, с гордостью признаюсь, и делал. Они перестали за вами следить, поэтому я позволил себе недопустимое своеволие — подвёл вам трубу с водой. Мне просто больно было смотреть на то, во что они вас пытались превратить. Ну не так разве?

— За это — тебе от меня огромная благодарность, — голос Тартора звучал тихо, устало, но глаза горели уважением. — Ты даже не представляешь, как мне этого здесь не хватало.

— Что ж не представлять — представляю, — ответил прим, и глаза его наполнились грустью и болью. — Я ведь всё это время следил за вами, господин. Какие муки вам пришлось перенести… Нет, господин, ни один мыслящий, какие бы злодеяния он не совершил в прошлом, не заслуживает такого!

— Тише ты, не боишься, что услышит кто? — спросил Тартор и тут же зашёлся чудовищным кашлем.

— Нет, господин, это исключено, — дождавшись, пока собеседник прокашляется, ответствовал прим, — все сейчас на показных казнях. Я не удивлюсь, что во всей тюрьме остались только мы с вами — заключённых на такие мероприятия выводят, чтобы смотрели, какая участь их ждёт…

— Чудненько… — Тартор почесал заросшую косматой бородой щеку. — А меня чего не выводят? Я бы прошёлся, воздушком подышал… Мне в этих четырёх стенах ох как несладко.

— К вам, господин, у Жраба отношение особое… — подтвердил и так понятную истину прим.