Ищейка

Десятилетний мальчик, любивший, как и многие подобные ему мальчики, истории про благородных пиратов, гордых капитанов и бесконечный Океан, воображал и себя капитаном. Он командовал единственной маленькой лодочкой и единственным в ней матросом, самим собой. Но зато у мальчика был самый настоящий остров, на котором его громадная флотилия прятала сокровища, и на котором он же сам эти сокровища искал и добывал…

Однажды уплыв на свой остров, расположенный в нескольких сотнях футов от материка, на котором была сооружена небольшая хижина, мальчик заснул. А когда проснулся — всё вокруг было чёрным. Небо, океан… Они светлели только от частых вспышек молний, становясь холодно-стальными.

Мальчик почувствовал себя капитаном, который ведёт своё судно в шторм, чтобы успеть доставить ценный груз, чтобы просто — успеть, неважно, куда. Он был слишком мал и наивен, чтобы понять: лёгкая лодочка похожа на величественный грон лишь в его мечтах.

Мудрый седой Океан, баюкая в ладонях крошечную душу уже не способного плыть ребёнка, заглянул в его глаза и… улыбнулся, бережно опуская его на прибрежный песок в тихой бухте, куда не докатывались громадные валы шторма, вместе с громом разбиваясь о скалы.

Вот уже больше тридцати лет я живу взаймы. Долг жизни; вот что связывает меня с этим городом, любимой диковинкой древнего Океана, которую он старательно оберегает от бурь и штормов, от ледяных ветров и собственного гнева, окутав дождём и туманом. Самое тонкое, самое уязвимое место этого мира, сердце Океана, горло материка. Место, которое расположено на грани реальности и невозможного, на границе этого мира и — миллиардов других…

Всем телом я ощутил кровоточащие нарывы, язвы, от которых пахло чуждой, сырой и жестокой силой. Это были люди, места, предметы…

Я видел одновременно всех и говорил со всеми.

Я видел Макса, мгновенно проснувшегося и почти тут же кинувшегося в бой, готового отдать свою жизнь. Я видел десятки Гончих, просыпающихся в своих домах и вздрагивающих от неожиданности на рабочем месте от голоса своего командира, объявляющего общую тревогу.

Я видел молчаливую эльфийку Лио, с терпеливой улыбкой наблюдающую за ругающимся и ворчащим, сонным и недовольным всем на свете Аморалесом, пытающимся спросонья одеться. Гора, осторожно поддерживающего под локоть непривычно серьёзную и сосредоточенную Реи, обувающую неизменные туфли на умопомрачительных каблуках.

И сотни, тысячи взволнованных горожан… Очень мало кто сейчас спал в этом городе, разбуженный посреди ночи стоном, волной прокатившимся по городу, вздрогнувшему от скалистого основания мыса до верхушки Болотного Огонька, и гулом врезавшимся в низкие облака.

Видел испуганно замершую посреди улицы Марену — и всем своим существом устремился к ней, чувствуя мучительную пустоту внутри от недостающей половинки души.

Всё это длилось не дольше минуты — и вот уже на месте человека на брусчатке Серой Ленты сидит огромный лазурный дракон, тепло дыша в лицо рыжеволосой девушки.

«Полетели со мной? Я покажу тебе небо!» — позвал я её, посылая круговерть ощущений, которую однажды уже показывал, и, радуясь, добавил в самый конец ещё одно чувство. Завершённость, целостность и стремление.

Вновь ответив мне тем же набором чувств, что и раньше, но несколько притуплённых, она согласилась. С трудом забравшись мне на шею по своевременно подставленной лапе, села у основания головы, там, где шипы были будто специально расположены так, чтобы позволить с комфортом усесться миниатюрной девушке. Впрочем, почему — будто? Ведь она — это я. Пока ещё не совсем, но…

Мы поднялись в воздух, упиваясь ощущением дождя, ветра, скорости и неба… а потом эти ощущения смел, разорвал на сотни частиц и вылепил заново кто-то огромный и всесильный. Получилось что-то совсем другое, новое, более совершенное. Исчезнувшее «мы» стало Драконом и превратилось в «Я».

Мне было видно всё, что видел океан и дождь. Маленький серебристо-синий шарик нашего мира, парящий в бескрайнем Ничто. И самое яркое в нём пятно — город вечного дождя, Аико.

То, что происходило потом, трудно описать словами. В какое-то мгновение драконов стало трое. Пропуская мир через себя, мы исцеляли измученный город. Поток силы уносил какие-то частицы нас самих, но это было правильно. Очистительное пламя, животворная вода и всепрощающая мудрая Ночь.

Он не хотел уходить. Он не хотел терять этот мир и до самого конца не верил, что может проиграть — проиграть не богам, а простым смертным. Когда-то смертным. А, точнее, думавшим, что они смертны. Простая и непреложная истина: ничто и никогда в этом мире не умирает насовсем. Как даймоны, устав, уходят в Ядро, так каждая частица этого мира растворяется в нём — в земле, воде, становясь неотъемлемой частью.

А потом был золотой дождь, смывающий с лица города следы гари, крови и смерти.

— Блэйк! Вот ты где, — в дремотное состояние ворвался возмутительно бодрый голос.

— Чего тебе? — вяло проворчал я, не особо вдумываясь в происходящее.