Исчезающие девушки

Я поднимаю взгляд и вижу тетю Джеки, двигающуюся к нам, ловко лавируя между столиками, прижимая огромную разноцветную кожаную сумку к груди, чтобы она не слетела и не перебила стаканы. Как всегда на ней были разноцветные крупные украшения («Кристаллы», — однажды поправила она меня, когда я спросила, для чего она носит столько камней), так что она немного смахивала на человеческую версию рождественской ёлки. Волосы у тети Джеки были длинные, доходили почти до половины ягодиц, она их носила распущенными, и они свободно раскачивались.

— Простите, простите, простите, — повторяла она.

Когда она наклонилась поцеловать меня, я уловила запах сырой земли.

— Ужасные пробки. Как дела?

Тетя Джеки на мгновение сжала лицо мамы, прежде чем поцеловать её.

— Я в порядке. — Ответила мама, слабо улыбнувшись.

Тетя Джеки с минуту изучала её лицо, прежде чем отпустить.

— Что я пропустила?

— Ничего. — Отец взмахнул салфеткой и подставил щеку Джеки, точно в такой же манере, как до этого мне; она смачно чмокает в щёку, специально преувеличивая звук, а папа осторожно вытирает её, когда тетя не видит. — Ники только что проинформировала нас, что её сестра не придёт.

— Не сердись на меня, — говорю я.

— Никто не сердится, — беспечно отвечает тетя Джеки, присаживаясь рядом со мной. — Никто не сердится, верно?

Тогда отец повернулся к официантке и жестом заказал еще выпивки. Он уже выпил виски — в стакане остался почти растаявший лед, а на бумажной салфетке отпечатались следы от стакана.

— Я…я не понимаю. — Взгляд мамы был расфокусирован, — верный признак того, что у неё был плохой день и она принимала успокоительные. — Я думала, мы все договорились провести хороший вечер. В семейном кругу.

— Может быть, Ники хотела сказать, — тетя Джеки бросила на меня предупреждающий взгляд, — что Дара еще не приехала. Это её день рождения, — добавляет она, когда я открываю рот, чтобы возразить. — Её любимый ресторан. И она присоединится к нам.

Внезапно мама начала плакать. Эта перемена была неожиданна для меня. Люди всегда говорят в таких случаях, что лица перекашиваются, но мамино — нет; её ярко-зелёные глаза сверкали перед тем, как начали литься слёзы, но в остальном, она выглядела нормальной. Мама даже не пыталась прикрыть лицо, просто сидела и плакала как маленький ребёнок, с открытым ртом, шмыгая носом.

— Мама, пожалуйста, — я дотронулась до её руки, она оказалась холодной.

Люди уже начали пялиться. Мама давно уже не вела себя так в присутствии посторонних.

— Это всё из-за меня, — сказала она. — Это была ужасная идея, тупая. Я думала, что если мы пойдём в «Сержио», это поможет… Я думала, что всё будет как раньше. Но здесь только трое из нас…

— Что это я, нарезанный тофу? — Затараторила тетя Джеки, но никто не улыбнулся.

Гнев начал двигаться во мне с новой силой: вдоль моей спины, по шее, вниз по груди. Я должна была знать, что она сольется. Я должна была знать, что она найдет способ испоганить и этот вечер.

— Это все вина Дары, — выпалила я.

— Ники, — быстро одёрнула тетя Джеки, словно я выругалась.

— Не делай еще хуже, — резко ответил отец; он повернулся к маме и положил руку ей на спину, но тут же отдернул её, будто обжёгся. — Все будет хорошо, Шэрон.

— Все плохо, — и её голос перешёл в рыдания, — вот теперь половина ресторана точно пялилась на нас.

— Ты права, — сказала я. — Все плохо.

— Николь, — отец буквально выплюнул мое имя. — Достаточно.

— Ладно, — сказала тетя Джеки, и её голос прозвучал низко и успокаивающе, как будто она разговаривала с кучкой детей. — Все успокойтесь, хорошо? Давайте все успокоимся.

— Я всего лишь хотела провести приятный вечер. Вместе.

— Перестань, Шэрон.

Отец повернулся так, будто снова хотел дотронуться до нее, но его рука опустилась на стакан виски, который поставила перед ним официантка прежде, чем быстро удалиться. Двойной, судя по размеру.

— Это не твоя вина. Идея была прекрасная.

— Все не хорошо, — повторила я немного громче, нет смысла говорить тише, все уже и так смотрели на нас.

Официант шел к нам с кувшином ледяной воды, но, поймав взгляд мамы, развернулся обратно и скрылся в кухне.

— Нет смысла притворяться. Вы всегда так делали, оба. — Закончила она свою мысль.

Наконец, мама перестала плакать. Она посмотрела на меня, приоткрыв рот; глаза у неё стали теперь мутные и красные, а папа с такой силой схватил стакан, что я не удивилась бы, если бы этот стакан треснул.

— Ники, дорогая, — начала тетя Джеки, но отец перебил её.

— О чем ты говоришь? Делали — что?

— Притворялись, — ответила я. — Делали вид, что ничего не изменилось. Притворялись, что ничего страшного не происходит.

Я смяла свою салфетку и бросила её на стол, внезапно почувствовав смесь отвращения и сожаления, что сама пришла сюда.

— Мы больше не семья. Мы в этом все убедились, когда ты ушел, папа.

— Достаточно, — произнёс отец. — Ты слышишь меня?