«
— Я люблю тебя, — и его руки оказываются на моей шее, скользят по лицу и волосам. — Всю жизнь, это всегда была ты.
Затем он целует меня. И в эту секунду я понимаю, что все те усилия, которые прикладывала, чтобы забыть то, что он меня волновал, все те минуты, часы, дни, проведенные в воспоминаниях о нас, кусочек за кусочком, — были потрачены впустую. В ту секунду, когда его губы прикоснулись к моим, сначала неуверенно, словно он сомневался, хочу ли я этого, в ту секунду, когда его пальцы запутались в моих волосах, я поняла, что бесполезно притворяться.
Прошли месяцы с тех пор, как мы целовались, но не было никакой неловкости, никакого напряжения, как с другими парнями. Это было просто: как дышать, как толкать, как тянуть, как отдавать, как брать и снова отдавать. На вкус он как сахар с чем-то еще, чем-то глубоким и пряным. В определенный момент мы прерываемся, чтобы отдышаться. Я уже не держу в руке телефон, без понятия, куда он делся, да и мне все равно.
Паркер отодвигает волосы с лица, поглаживая нос, и проводит по щеке большим пальцем руки. Мне интересно, смог ли он почувствовать шрамы, кожа на которых была гладкой, но словно чужой, и я невольно отпрянула.
— Ты такая красивая, — говорит он, но я понимаю, что он имеет в виду, и от этого мне становится плохо; давно, целую вечность, на меня так никто не смотрел, как он.
Я покачала головой.
— Я теперь уродина.
Мое горло сжимается, слова с трудом проталкиваются наружу.
— Нет, — он берет мое лицо в руки, заставляя посмотреть на него. — Ты прекрасна.
На этот раз я поцеловала его. Напряжение ослабло: снова я почувствовала тепло, ощутила себя счастливой и умиротворенной, словно плавающей в самом прекрасном в мире океане.
Одной рукой он отодвигает ворот моей футболки, целуя меня от ключицы до самой шеи, проводит губами по подбородку, двигаясь к уху. Мое тело начинает дрожать, но в то же время мне жарко. Я хочу все, сейчас же, немедленно, и понимаю, что сегодня та самая ночь. Прямо здесь, в моей дурацкой машине, воняющей плесенью
— Ники, — шепчет он.
Мгновенно все мое тело становится ледяным. Я отпускаю его, отскочив назад так, что голова ударяется об стекло.
— Что ты сказал?
— Что? — Он тянется снова ко мне, а я сбрасываю его руки. — В чем дело? Что не так?
— Ты назвал меня именем сестры.
Неожиданно чувствую тошноту. То, что я старалась отрицать — чувство в глубине души, что я недостаточно хороша и никогда такой не буду — возникает снова, словно чудовище поднялось из недр для того, чтобы поглотить моё счастье.
Он смотрит на меня, потом качает головой, вначале медленно, потом быстрее, набирая обороты, как будто отрицая.
— Никогда, — говорит он; на секунду вижу промелькнувшее чувство вины на его лице, и понимаю, что права, что все именно так. — Никогда. Я никогда бы…что за черт, я имею в виду, почему бы я..?
— И, тем не менее, ты сделал это, я слышала.
Затем выскакиваю из машины и, не заботясь о том, что могу разбудить кого-то, хлопаю дверью так сильно, что, кажется, гремит вся машина.
— Подожди. Серьезно, остановись. Подожди.
Паркер уже вышел из машины и пытается перехватить меня прежде, чем я доберусь до дверей дома. Он хватает меня за запястье, а я, вырываясь, поскальзываюсь на траве, выворачивая лодыжку, и острая боль поднимается до самого колена.
— Отпусти.
Начинаю рыдать, даже не осознавая этого. Паркер останавливается и смотрит на меня со смесью ужаса и жалости, и, наверное, вины.
— Оставь меня одну, хорошо? Если ты меня так любишь, если хоть немного заботишься обо мне, просто сделай мне одолжение. Оставь меня, черт возьми, одну.
К чести Паркера, он это и делает: не следует за мной к крыльцу, не пытается снова остановить меня. А я, как только оказываюсь внутри, прижимаю лицо к холодному оконному стеклу, делая глубокий вздох, чтобы остановить рыдания, и вижу, что он уходит, не задерживаясь.
16 февраля. Ники
— Повтори еще раз. — Аарон прикусил мочку моего уха зубами и слегка сдавил. — Во сколько твоя мама возвращается домой?
Он заставил меня повторить это уже трижды.
— Аарон! — Смеясь, отвечаю я. — Нет!
— Пожалуйста. — Настаивает он. — Это так сексуально звучит.
— Её не будет. — Сдаюсь я. — Она не ночует сегодня дома.