— Для свежего дыхания, глупая, — отвечает она и высовывает язык, показывая медленно растворяющуюся мяту. — Поверь мне, тебе не помешает одна.
— Ну да, точно, — говорю я и протягиваю руку, приятное чувство возвращается.
Дара, Паркер и я — мы всегда праздновали День Основателей вместе, даже в средней школе, когда вместо танцев школа организовывала странное эстрадное представление. И ничего не изменилось, несмотря на то, что в последний год за нами увязалась Ариана. А что если у Паркера и Дары теперь всё серьёзно? Что если мне больше не достанется переднее место в машине? Что если с тех пор как они с Дарой начали крутить шашни, мы с Паркером не разговаривали друг с другом, не разговаривали по-настоящему? Что если мой лучший друг, как мне кажется, совершенно забыл о моем существовании?
Но это всё детали. Идти нам пришлось довольно долго, потому что ни Ариана, ни Дара не могли пройти через лес на своих каблуках, а Ариана еще и захотела выкурить сигаретку. На улице было уже тепло, поэтому всё таяло, и вода стекала по деревьям в канаву, пушистый снег скользил с крыш, а в воздухе стоял сильный запах прихода весны. Хотя нам обещали снегопад на следующей неделе. Ну, а сейчас, я одета в легкую куртку, Дара, почти трезвая, шагает рядом и смеётся, пока мы направляемся к дому Паркера — как в старые добрые времена.
Всё по пути навевает воспоминания. Хотя бы этот старый клён, на который мы с Паркером залезали, соревнуясь в том, кто взберется выше, пока он однажды не упал с вершины, добравшись до тонких веток. Тогда он сломал себе руку и не мог плавать всё лето, и я из солидарности тоже обмотала себе руку бумажными салфетками и скотчем.
Старая Гикори Лэйн, улица Паркера, была нашим любимым место для игры в «кошёлек или жизнь», и всё потому, что для миссис Ганрахан все дети были на одно лицо и она вновь и вновь давала нам батончики Сникерс, несмотря на то, что мы звонили ей в дверь три-четыре-пять раза подряд.
Участок леса, где мы убедили Дару в том, что обитающие там феи украдут её и уведут в страшный потусторонний мир, если она не будет делать то, что мы ей велим.
Всё это было как концентрические круги, которые всё росли и росли как круги на спиле дерева, по которым можно затем установить время. А может, мы двигались из внешних колец к внутренним, к началу, к корням и к сердцевине, потому что чем ближе мы приближались к дому Паркера, тем больше становилось воспоминаний, перед глазами мелькали летние ночи и игры в снежки, и вся наша жизнь, пока мы не дошли до крыльца его дома. Паркер открыл дверь, и на нас полился тёплый свет. Вот и дошли, прибыли в самый центр круга.
Паркер всё-таки потрудился надеть рубашку, хотя и поверх футболки. Он всё еще был в джинсах и в своих синих кедах, покрытых потускневшими знаками и каракулями. А на левой внутренней подошве виднелась надпись маркером «Ники самая великая ВОНЮЧКА!!!»
— Мои любимые девочки, — произносит Паркер, раскрывая свои объятия.
И лишь на долю секунды, когда наши взгляды встречаются, я тут же забываю обо всём и спешу к нему.
— Такой горячий, — говорит Дара, проходя мимо меня, и тут я возвращаюсь в реальность.
Поэтому я быстро отступаю назад, отворачиваясь и давая ей первой добраться до него.
20 июля. Дара
Когда я выхожу из ванной, я вижу под своей дверью записку, написанную на бумаге для заметок кремового цвета. Ники — единственная, кому нет еще сотни лет, но при этом она использует бумагу для заметок. А её почерк настолько аккуратен, что каждая буква является маленьким архитектурным шедевром. Мой же почерк выглядит так, будто Перкинс проглотил несколько букв, а потом его вырвало на листке бумаги.
Я наклоняюсь, морщась от боли в спине, беру записку и, скомкав, бросаю её в мусорное ведро в углу. Она попадает на краешек ведра и отскакивает от него на пол в груду грязных футболок.
Я натягиваю на себя майку и шорты из хлопка, беру свой ноутбук в кровать и быстро кликаю на страницу «Фейсбука». Как только она открывается, я просматриваю все сообщения, оставшиеся на моей стене без ответов и без лайков.
«Мы скучаем и постоянно думаем о тебе!!!»
«Мы тебя очень-очень любим»
Я ничего не публиковала на своей странице после аварии. А зачем мне это? Что я вообще могу им написать?
«Мне надоело плакать в одиночку субботними вечерами?»
«Я безнадежно покрыта шрамами до конца жизни?»
«Я, наконец, могу согнуть колени, как нормальный человек!?»