— Сделаешь всего лишь то, что делаешь для растений Ирия. — в голосе змеи прозвучал непререкаемый приказ.
— Не положено… — растерянно проскулил лохматый и вдруг уселся перед Макушей, склонив голову к плечу, и заворчал под нос, как ворчат большие псы, когда их детвора за хвосты дергает. — Разве ж можно земле не в свой черед родить? Придумают же такое — чтоб земля родила, когда их племени надо! Эдак они и до чего похлеще додумаются: чтоб вода к ним сама текла али огонь по их воле горел.
— Не преувеличивай. Они все же не драконы. — едва заметно усмехнулся Кингу Велес.
Макуша настороженно покосилась сперва на него, потом на лохматого: кремневое кресало лежало у нее в котомке и разжечь огонь она могла хоть сейчас.
Змея кончиком хвоста почесала Симаргла за ухом. Тот блаженно прижмурился.
— Уже додумались: яблоки переделывать и ячмень. Неужели тебе самому неинтересно, что она или дети ее придумать смогут? Иначе тебе новых растений или зверей не видать, я-то уже не сделаю, нет больше у меня такой Силы.
— Владычица всесильна. — пробурчал лохматый. Змея лишь улыбнулась ему и была в этой улыбке тоска обреченная, от которой у Макуши перехватило сердце: вот ведь, гадина какая, а тоже беды свои имеет!
— Чтоб они потом не решили, что так и надо — чуть что, весь мир под себя приспосабливать. — все еще с сомнением буркнул Симаргл, продолжая разглядывать Макушу. — А, ладно, чего уж… — лохматый уже совсем другим взглядом, словно примериваясь, оглядел полянку. — Вода нужна!
Кингу Велес повел ресницами — а ресницы-то у НЕГО какие, у девок таких не бывает! — и Макуша с визгом подпрыгнула: у самых ее ног бил ключ.
— Не такой! — лохматый прикрикнул властно, будто хозяин. — Здешний порядок поломать хотите — Ирийская вода нужна!
Макуша увидела как жилы на лбу Кингу Велеса вздулись. Белые зубы впились в губу, брызнула кровь… Макуша схватилась за лоб, ощутив на нем что-то теплое… и ошеломленно уставилась на размазанную по пальцам кровь, темно-темно багровую, почти черную, как Большая Вода безлунной ночью и… украдкой оглядевшись, попробовала ее на язык. Вкус у той крови был не человечий и не зверячий, а непонятно какой, но ей было все равно, ведь то — ЕГО кровь! И в этот миг ОН с длинным протяжным криком вскинул руки — и вместо малого родничка вверх ударил столб воды, синей-синей, и звенящей, будто птичья трель поутру! Девчонка взвизгнула — ее окатило с ног до головы, напрочь вымочив и толстую шкуру на плечах. И замерла… почти с ужасом разглядывая свои пальцы, с которых стекали ярко-синие капли. Глубокий свежий разрез на них стремительно затягивался. Исчезали, сменяясь свежей розовой кожицей пятна старых ожогов и… нарастал давным-давно сорванный ноготь! И у нее не болело — совсем ничего! Ни горевшее, будто огнем, плечо, ни набухшее колено, ни бок, в котором боль поселилась давно, словно там прятались неспешно перемалывающие нутро невидимые зубы… Чтоб у живого — и не болело!
— Сажай! — Шепнули ей прямо в ухо. — Яблоки сажай, колосок свой… И поливай! И сама пей, тебе понадобятся Силы, девочка!
И в этом голосе уже была Сила — такая необоримая, что Макуша рванула последний колосок и швырнула вылущенные зерна прямо на середину горелого пятна. А следом полетели яблоки: подаренное, выращенные и лесная дичка вперемешку. Макуша набрала чудесной воды в горсть, и полный рот набрала, и кинулась поливать все без разбору, разбрызгивая вокруг ярко-синие капли и сама глотая ледяную, до ломоты в зубах воду…
— Пшшш! — костер полыхнул перед ней, взмывая к темным небесам и стреляя искрами — и яркие искры мешались с синими брызгами воды. — Пшшш! Пшшшш! — костры вспыхивали один за другим, жар потек по полянке, изгоняя из костей застарелый холод и наполняя их сухой звонкой легкостью, будто взмахни руками — и полетишь!
— Туки-тук! — громадные когти вкрадчиво пристукнули по яблоневому стволу, Кингу Велес поморщился, пошел дальше и снова — туки-тук! Тук… тук-тук… постукивания участились… тук-тук-тук… Макоша вдруг поняла, что это не просто мерный стук, как дятел в дерево долбиться. Стук стал чаще, звонче, отчетливей: словно сердца стук… словно вода каплет… словно копыта диких коней бьются об пыльную степь… словно… словно…
Словно кровь взбесилась внутри и вся хлынула в голову, застучала в висках бешенным, яростным, ни на что не похожим ритмом!
запел неведомое мужской, сильный — сильнее чем у всех охотников разом — самый прекрасный голос!