Иприт

У секретаря, как у Пильняка: Метель. Снега. Сугробы. Волки. Россия-мать. Секретарь был проще и употреблял слова про волков потому, что действительно замучили его крестьяне жалобами на волков. А ружья покупать — денег нету, и порох стал чуть ли не дороже золота. Черт их знает, что они порох-то на Ленских приисках добывают, что ли?

К тому же дело к зиме, октябрь. Листья с деревьев сгнили и пахнут самогоном.

И деревни тоже листьями такими пахнут.

— Товарищ Монд, мне с вами балясины разводить некогда. Короче и категорически говоря, Микитинская волость не взносит полагаемый по закону продналог.

— А мне какое дело?

— Кому же до этого есть дело? Товарищ, не финтите.

— Товарищ, на предмет продналога есть свои органы.

— А если не взносит?

— Так я-то при чем?

— А при том, что химия. Ведь вы химию учили?

— Учил.

— В том-то и дело.

Секретарь изнеможенно опустился на стул.

— Умучили нас природные богатства страны, ей-богу. То тебе волки, то тебе учитель математики магнитную аномалию изобрел, то тебе чудотворная икона обнаружится, или кресты вдруг озолотеют. А мы за все отвечай и еще агитируй. — Секретарь протянул инженеру мандат: — Поезжайте в Микитинскую волость, у меня больше сил нету, я сейчас только подготовляюсь к химической войне.

— К какой войне, товарищ? У нас только-только происходит организация Доброхима, и говорить о химической войне России больше чем преждевременно…

Секретарь радостно закивал головой.

— Вот видите, товарищ, а вы говорите, что в химии ничего не понимаете. А как кроете… А у меня такое количество исходящих да входящих, что я думаю — чисто война, только разве за неимением газов употребляют вначале писчую бумагу. И по совести скажу… — секретарь таинственно наклонился к уху инженера, — по совести… циркуляры эти человека быстрее убивают, чем газы. — Он скорбно постучал себя в тощую грудь: — Ведь тут, думаете, тело… Не тело, а пепел. Да-с!

Так-таки инженер и не добился ничего от тоскующего секретаря. К тому же надо добавить в порядке сплетни — три дня назад секретаря покинула жена. Дело семейное, но все-таки тяжелое.

Уныло попросил инженер приготовить себе подводу, уныло простился с дочерью, которую, кстати, готовил на этой неделе выдать замуж и о приготовлениях к свадьбе которой знал весь город, уныло сел в таратайку времен почетного Гоголя и с тяжестью в голосе, не уменьшившейся от наших слов, сказал:

— Трогай.

Таратайка закачалась, словно в глубине земли разыскивая колеи положенной для нее дороги, так же закачались внутренности инженера, и мы тоже с грустью поедем за инженером Мондом.

Его мало занимал вопрос — так же, как и нас, — почему Микитинская волость не платит продналога. Мало ли таких волостей в России. Его интересовало — отчего Микитинская волость требует к себе неустанно агитатора по химии.

На этом настаивает ячейка волостного Доброхима, волисполком и даже учитель прислал отношение — вместо букварей хоть один учебник по новейшей химии.

На пятой версте от городка, когда он тщетно пытался прочесть заглавие книжки по химии и тряска таратайки не давала ему это сделать, его догнала еще пара лошадей.

Женщина в пальто на солдатской шинели с портфелем под мышкой и в измызганном платке окрикнула его.

— Вы далеко, товарищ?

— В Микитинскую, — ответил инженер.

Спрашивавшая была заведующей женотделом укома — товарищ Сохтаева. Она была, по-видимому, из татар и потому не по-русски бодрая.

— И я туда же. Я предлагаю произвести сокращение лошадиных штатов и пересесть к вам. У вас лошади лучше.

Инженер уныло посмотрел на своих лошадей. «Одинаковая дрянь», — подумал он. Ехать ему одному было скучно.

— Как будто лучше, — сказал он.

Товарищ Сохтаева отпустила свою подводу обратно.

Они поговорили — согласно заданиям по химии, — высказали пожелание, что хорошо бы хоть на десятый год Октябрьской революции провести по ихнему уезду шоссейные дороги.

Инженер пожаловался.

— Горкомхоз четыре месяца жалованье не платит, а мне дочь замуж надо выдавать.

— Сусанну?

Инженер возразил с некоторой обидой:

— Дочь у меня одна.

— Да нет, я к тому, что в интересах народного хозяйства Сусанна может подождать…

Тон ее показался инженеру несколько легкомысленным, и он обиделся и замолчал.

Так они молча и ехали всю дорогу.

На седьмом году Октябрьской революции дороги России изобиловали волками и зайцами.

Тощие осиновые кустарники были обгрызаны сверху донизу, напоминая чем-то инвалидов великой войны. По хлесткой тяжелой дороге мотался ветер. Таратайка подпрыгивала, как перекати-поле. Но наконец-таки наши путешественники приехали в Микитино. Огромная толпа народа запрудила площадь.

В середине толпы виднелся на большой дегтярной бочке силуэт мечущегося человека в мохнатой шапке и тулупе.

— Где волисполком? — спросил Монд.

— Там, — указали ему на бочку.

— Где женотдел?..

— У бочки…

— Ячейка Доброхима?..

— Усе там.

И отвечающий прокричал с отчаянием как будто:

— Скоро уся Расея там будет. Граждане, пропустите меня, я ему в морду хоть дам, в утешение приехавших граждан.