Иприт

Вот почему я не могу подробно описать, как вымытый и надушенный Рокамболь был принят королем Англии.

Мне известно только, что Рокамболь вел себя с полным достоинством и самообладанием.

Из Виндзорского замка, в закрытом автомобиле медведь был отвезен в Лондон. Во избежание стечения толпы шторы у автомобиля были спущены.

Автомобиль домчался до одного из лучших кварталов города — сада, находящегося в окрестностях Лондона и остановился у белоснежного коттеджа.

Хольтен выбежал навстречу Рокамболю.

Друзья обнялись и долго плакали друг у друга на плече. Только глубокой ночью заснул Рокамболь в своей комнате перед камином.

Портрет Словохотова, написанный во весь рост, украшал стену спальни.

Медведь спал тревожно, стонал, просыпался, подходил к портрету и нюхал Пашкины ноги на полотне.

К утру низ портрета был слизан.

ГЛАВА 34

Наполненная БЕГСТВАМИ. Да как же иначе быть, ведь все время продолжается война. Но кроме бегств там есть и КЕДРОВЫЕ ЛЕСА

В стол находок города Ипатьевска явилась миловидная киргизка.

— Я ищу мужа, — сказала она.

— Его имя и приметы, — бесстрастно спросил чиновник.

— Он белокур…

Ее прервали.

— Разве он не исполняет декрета об обязательном бритье?

— Простите, он был белокур.

— Такая примета отпадает сама собой. Дальше. Его имя?

— Он… Ахмет Доктаев, — выпалила она залпом.

Стоявший у соседнего окошечка горбатый китаец и человек с остатками рыжей огненной растительности на голове переглянулись. Взгляд этот не был взглядом догадки, скорее всего — взаимной симпатии, тяготения по охоте. Так охотники на тигров… Впрочем, извините, ни один из нас не видал охотников на тигров.

— Так. Ахмет Доктаев. Дальше.

— Он любит гребенки…

— Странно.

— Да, он коллекционер гребенок… и очень любит женщин. Он изменял мне, по крайней мере…

— Простите, гражданка, мы не уполномочены вмешиваться в вашу семейную жизнь. Дальше.

— От губ до конца подбородка идет шрам.

— А, вот это примета…

Китаец взволнованно отошел и проговорил про себя:

— Кюрре…

А рыжий человек, в котором нам необходимо узнать водолива Евгения Сарнова, перебил его шепот своим:

— Словохотов. Любит женщин, шрам и белокур… Словохотов.

Чиновник сказал киргизке:

— Зайдите завтра и все сведения получите.

Китаец думал: «Напрасно я тогда упустил киргизку из вида. Он, по-видимому, вернулся в аул».

Водолив, почесывая рыжую голову: «Следы заметает, дескать, пропал, а сам в ауле кумыс пьет».

И результат таковых размышлений:

Жаркий день осени. Рельсы словно растапливаются от проносящихся по ним поездов, наполненных солдатами. Стальные ласточки самолетов оберегают небо от набегов.

По пыльной заброшенной тропинке едет верхом заплаканная женщина. Позади ее, верстах в двух, с двумя ищейками крадутся китаец и водолив. Огорченные соперничеством погони, они почти не разговаривают друг с другом. Ищейки забегают вперед, кувыркаются, сгоняют сусликов и бесцельно лают в степь. Наконец белые пятна аула блеснули далеко на склоне горы. Всадники пришпоривают лошадей. Наконец-то Пашка Словохотов будет в руках водолива. Наконец-то бог Рек будет в руках Син-Бинь-У. Но внезапно из-за холма выскакивают три автомобиля. Маузер сверкнул на усталом солнце.

— Ни с места!

И нескладно скроенное лицо немецкого колониста нависло угрюмо над маузером. Их тесно окружили. Ищейки же продолжали бежать вперед с короткими взлаиваниями. Скоро они скрылись из вида.

— Ваши мандаты! — проговорил китаец.

— Мы за вами давно следим. Вы все около наших селений бродите. Табуны выслеживаете по ночам, и лошади такие же.

— Лошадей мы только что купили. Граждане, пропустите, мы выслеживаем важного преступника.

Из автомобилей раздался крик:

— Не слушай, Гольц, конокрадов! Они наговорят…

— Бей их, Гольц!

И уверенный немецкий кулак опустился на голову китайца. Син-Бинь-У кубарем скатился с лошади. Вслед за ним упал водолив.

— Убью! — закричал он.

Били немцы основательно, так же, как строят свои скирды. Водолив со слезами завопил:

— Пощадите!

Немцы, как известно, от сытой жизни приобрели некоторую сентиментальность. Здесь же она помогла им перевести дух. Они вытерли опрятными платками кулаки от нечистой крови конокрадов.

— Одну лошадь мы у вас возьмем, а другая очень заметная. Еще по ней и нас возьмут за конокрадов. Мы вас к хвосту привяжем и пустим, пускай она придет к своему хозяину с подарком.

Их связали рядом за ноги и притянули к хвосту. Большой белый конь лягнул и поскакал по тропе.

— Хорошо бежит, — сказали колонисты, глядя ему вслед.

— Да, бежит недурно, — еще раз оглядываясь с автомобилей, заключили они.

Мы забыли прибавить, что на всех встретившихся и сражавшихся были противогазовые одежды, несколько затруднявшие движения. Они затрудняли драку немцам, они задержали несколько смерть двум путешественникам, привязанным к хвосту белой лошади. Оправившись от встряски по щебню тропинки, водолив приподнял голову и проговорил:

— Син-Бинь-У, потеснитесь.

Китаец упал на свой противогаз и катился, словно на салазках.

— Вы тоже имей!.. Свой лежи!..