Иосип Броз Тито

Мошетов вручил это письмо Тито лично, в его кабинете. Как вспоминал маршал, он читал краткое послание Суслова с предложением приехать в Киев (скорее всего, о Киеве упомянул в разговоре Мошетов, так как в письме он не упоминается. — Е. М.) и думал про себя: какая разница, куда ехать — в Киев, Москву или еще куда-нибудь? А потом обратился к Мошетову. «Я сказал: нет, мы не поедем. Сказал, что нас уже обвинили, а теперь приглашают сесть на скамью подсудимых, а мы не знаем почему», — вспоминал Тито[349].

Тут Тито заметил, что взгляд Мошетова устремлен на что-то за его спиной, и сразу понял, что привлекло внимание советского представителя. В кабинете Тито висели большие портреты Ленина и Сталина. По странному совпадению, буквально перед приходом Мошетова портрет Сталина сорвался с гвоздя. Его поставили на шкаф и прислонили к стене. «А он подумал, что я снял портрет, но еще не успел его спрятать», — рассказывал Тито[350].

20 мая пленум ЦК КПЮ единогласно подтвердил, что КПЮ не будет участвовать в заседании Информбюро. Помимо принципиальных соображений у Тито имелись вполне прагматические причины не уезжать из страны в этот напряженный момент. «Я хорошо понимал, что означала бы эта моя поездка, — говорил Тито впоследствии. — Ну хорошо, я уже прожил свою жизнь, мог бы поехать и там погибнуть… Но я знал, что от этого не будет пользы, наоборот, трагедия будет продолжаться»[351]. По словам Джиласа, Тито в это время сказал ему: «Если нам суждено погибнуть, то пусть нас убьют на нашей территории»[352]. Суслову был направлен ответ. Югославы не остались в долгу — он тоже начинался обращением «Дорогой товарищ». И если письмо Суслова удивляет своим косноязычием, то ответ ему — огромным количеством ошибок. Вероятно, это связано с волнением того, кто перепечатывал послание.

«ЦК ВКП(б), товарищу Суслову.

Дорогой товарищ.

Ваше пысьмо я получил 19-го мая с. г. Вручил мне его тов. Мошетов. Нашу точку зрения о приглашению представителя ЦК КПЮ на заседание Информбюро, мы сообщили, два дня до получения Вашего пысьма, в ЦК ВКП(б) через Советское Посольство в Белграде.

Ваше пысьмо мы обсудыли на заседанию Пленума ЦК КПЮ и одиногласно принято решение не принять приглашение на заселение Инфомбюро иза причин которие указаны в пысьме ЦК ВКП(б).

С товарищеским приветом,

По поручению ЦК КПЮ Тито». (Орфография и пунктуация оригинала сохранены. — Е. М.)[353]

Москва, однако, продолжала настаивать на приезде Тито. Ведь заседание Информбюро должно было превратиться в своего рода «идеологический процесс» над ним, а он своим отказом приехать срывал Сталину все планы.

В мае было сделано несколько попыток предотвратить разрыв. Генсек и лидер Польской объединенной рабочей партии Владислав Гомулка предлагал выступить посредником между Москвой и Белградом. Такое же предложение сделал и первый секретарь Социалистической единой партии Германии (СЕПГ) Вильгельм Пик. Но никто из лидеров стран Восточной Европы не прислал Тито поздравлений по случаю его дня рождения 25 мая. Исключением стал Димитров, от которого пришла короткая телеграмма: «Братские поздравления и самые лучшие пожелания по случаю Вашего дня рождения».

17 июня поздравление Димитрову послал и Тито — вождь болгарской компартии отмечал свой день рождения. Димитров не отвечал на эту телеграмму больше недели, и Тито думал, что он вообще на нее не ответит. Тем более что в Бухаресте в это время уже шло заседание Информбюро, на котором гневно осуждали Югославию. Однако 26 июня телеграмма от Димитрова все-таки пришла. Она гласила: «Сердечно благодарю за Ваши поздравления по случаю моего дня рождения». В сложившейся ситуации это был весьма смелый шаг…[354]

Тем временем в Москве узнали об аресте Жуйовича и Хебранга, и эта новость еще больше разозлила Сталина. Тито предупредили, что если их ликвидируют физически, то Политбюро ЦК КПЮ будут считать уголовными преступниками. Далее ЦК ВКП(б) потребовал, чтобы следствие по их делу проходило «с участием представителей ЦК ВКП(б)». Это из ряда вон выходящее требование в Белграде отклонили. Но в Москве не унимались. 19 июня Тито было передано еще одно письмо, в котором прямо заявлялось, что «всю ответственность за судьбу Жуйовича и Хебранга несет отныне главный представитель государственной власти в Югославии — премьер Тито».

В этот же день в Белграде получили еще одну телеграмму: «ЦК КПЮ. Информбюро, собравшись для обсуждения вопроса о положении в КПЮ, приглашает представителей ЦК для участия в работе Информбюро. В случае Вашего согласия Информбюро будет ожидать Ваших представителей не позднее 21 июня в Бухаресте…» Однако и это приглашение ЦК КПЮ отклонил, заявив, что не может направить своих представителей на заседание Информбюро, так как не согласен с его повесткой дня и вообще считает «глубоко неверным основывать обвинения против братской компартии на односторонней информации»[355]. Было понятно — обратной дороги уже нет.

«Товарищ Тито, мы тебе клянемся…»