Иосип Броз Тито

По признанию Джиласа, он был «воодушевлен» состоявшимся со Сталиным разговором. Сталин не обещал признать НКОЮ в качестве правительства, но было видно, что он бы сделал это, если бы считал, что условия для такого признания уже созрели. Сталин интересовался у Молотова: «Нельзя ли как-то перехитрить англичан с тем, чтобы они признали Тито, который один только и сражается против немцев?» На это Молотов ответил: «Нет, это невозможно, они прекрасно информированы о событиях в Югославии». — «А вы, может быть, думаете, что мы, если мы союзники англичан, забыли, кто они и кто Черчилль? — говорил Сталин. — У них нет большей радости, чем нагадить своим союзникам, — в первой мировой войне они постоянно подводили и русских, и французов. А Черчилль? Черчилль, он такой, что, если не побережешься, он у тебя копейку из кармана утянет. Да, копейку из кармана! Ей-богу, копейку из кармана! А Рузвельт? Рузвельт не такой — он засовывает руку только за кусками покрупнее. А Черчилль? Черчилль — и за копейкой». Сталин предупредил, что Тито следует опасаться «английского коварства». Особенно когда речь идет о его жизни. «Ведь они убили генерала Сикорского (Владислав Сикорский — польский генерал и политик, глава польского правительства в изгнании. Погиб 4 июля 1943 года в авиакатастрофе близ Гибралтара. О причинах его гибели до сих пор существует множество версий, в том числе — касающихся причастности к катастрофе английских, советских или германских спецслужб. В ноябре 2008 года тело Сикорского было эксгумировано и обследовано польскими экспертами, но никаких новых фактов, проливающих свет на его гибель, обнаружено не было. — Е. М.) — а Тито бы и тем более. Что для них пожертвовать двумя-тремя людьми для Тито — они своих не жалеют!» — заявил Сталин. «Сталин несколько раз повторил эти предостережения, а я по возвращении передал их Тито», — заметил по этому поводу Джилас.

В изображении Джиласа, Сталин был похож на строгого, но справедливого и доброго дедушку. Иногда Сталин почти по-родственному укорял югославов, объясняя, что не надо «пугать» тем, что в Югославии к власти придут коммунисты. «Зачем вам красные пятиконечные звезды на шапках? Не форма важна, а результаты, а вы — красные звезды! Ей-богу, звезды не нужны! — сердился Сталин. Но он не скрывал, что его раздражение невелико, — это был только упрек». Джилас возразил, что «красные звезды снять невозможно, они стали уже традицией и приобрели в глазах наших бойцов определенный смысл». Сталин остался при своем мнении, но настаивать не стал.

Сталин сказал, что заем в 200 тысяч долларов — это «мелочь и что это мало поможет», но эту сумму им дадут. После заверений Джиласа в том, что за поставку вооружений и другого материала после освобождения страны обязательно заплатят, Сталин возмутился. «Вы меня оскорбляете, вы будете проливать кровь, а я — брать деньги за оружие! Я не торговец, мы не торговцы, вы боретесь за то же дело, что и мы, и мы обязаны поделиться с вами тем, что у нас есть». При обсуждении вопроса о способах доставки советской военной помощи в Югославию было решено обратиться к союзникам с просьбой открыть в Италии советскую авиабазу. «Попробуем, — сказал Сталин. — Увидим, каковы позиции западных союзников и до какой степени они готовы помогать Тито»[192].

Сталин приказал выделить беспроцентный заем в размере миллиона рублей, причем в соглашении подчеркивалось, что «условия о погашении займа будут определены дополнительно по договоренности сторон»[193].

Кроме материальной югославам оказали и моральную помощь, которая была для них не менее важной. В «Правде» и журнале «Война и рабочий класс» напечатали статьи Джиласа, соответственно, о войне в Югославии и о Тито. Джилас признавал, что советская пресса еще «никогда не печатала таких высоких хвалебных оценок в отношении какого-либо живущего деятеля» (кроме Сталина, конечно). Тито, по его словам, тоже был очень польщен статьей[194].

Югославская делегация удостоилась высшего доверия со стороны Сталина: он пригласил ее к себе на дачу ужинать. Сталин на ужине очень интересовался Югославией. «Рассказывали и анекдоты, — вспоминал Джилас, — и Сталину особенно понравился один, который рассказал я. Разговаривают турок и черногорец в один из редких моментов перемирия. Турок интересуется, почему черногорцы все время затевают войны. „Для грабежа, — говорит черногорец, — мы — люди бедные, вот и смотрим, нельзя ли где пограбить. А вы ради чего воюете?“ — „Ради чести и славы“, — отвечает турок. На это черногорец: „Ну да, каждый воюет ради того, чего у него нет“. Сталин с хохотом прокомментировал: „Ей-богу, глубокая мысль: каждый воюет ради того, чего у него нет!“»[195].