Иосиф Сталин. Последняя загадка

– Я редко принимаю гостей, – сказал Коба. – Привычку к одиночеству приобрел в тюрьме, в одиночной камере… Вот и Фудзи там тоже сидел, – добавил он, представляя меня, – он друг моей юности. Тоже одинок, хотя женат. Мы, революционеры, как правило, одинокие люди. Наша семья – народ, наша истинная жена – Революция.

От доброй искренности всемогущего человека англичанин таял.

За обедом Коба продолжил добивать его воспоминаниями:

– У меня умерла жена, самый близкий мне человек… Я с ее семьей был знаком до ее рождения. У них всегда была комната, которая ждала меня… пока я отбывал очередную ссылку. Они знали, я обязательно убегу и тогда непременно приеду к ним… Сколько раз, Фудзи, я бежал из ссылок?

– Шесть, Коба.

– Однажды убежал, примчался к ним в Петербург, а они переехали… Адреса новые хозяева не знали. Что делать? Решил походить по городу, вдруг кого-нибудь встречу. Дождь шел со снегом, а я в худом пальтишке. Бродил, бродил… и ведь встретил ее… мою будущую жену! Повезло!

Англичанин был совершенно растроган, представляя эти страдания повелителя полумира. Потом они с Кобой уединились…

Гость уехал под вечер.

– Мне кажется, – сказал Коба, – этого прогрессивного империалиста можно вербовать.

Мне тоже показалось, что с ним можно «работать», и я послал шифровку в Лондон «нашим».

Приехавшему с англичанином молодому переводчику из нашего МИД Коба, к моему удивлению, предложил остаться:

– Отдохните с нами, стариками, от дел. Мы вас напоим допьяна хорошим грузинским вином и тогда узнаем ваши настоящие мысли и что вы за человек, – сказал он ласково.

Изумленный, счастливый переводчик был поселен вместе со мной в маленьком гостевом домике, где обычно жила Светлана.

За обедом все разъяснилось. Коба рассказал:

– После очередного побега из ссылки я перешел нелегально границу и приехал в Вену. Там была целая колония бежавших из России большевиков. В Вене меня поселили у его отца, – и он ткнул толстым пальцем в переводчика, – направил к нему Ленин. У него в доме по заданию Ильича я должен был написать статью «Марксизм и национальный вопрос». – (Как вспыхнул от счастья молодой человек! С каким обожанием смотрел он на Кобу!) – Как хороша показалась мне Вена после сибирской ссылки, нищеты и морозов. Был декабрь, когда я постучался к ним. Помню до сих пор улицу, где они жили – Шенбрюннер – Шлоссштрассе… я очень долго ее запоминал. И квартира вашего отца, – обратился он к переводчику, – мне показалась прямо дворцом, раем!

Радостно говорил Коба. Ему было так приятно вспоминать времена, когда он был ничем. И сравнивать. Он, нищий беглец, жил в Вене у богача революционера, и вот теперь сын того богача живет у него, трепеща от восторга и… страха! Сам вчерашний богач наверняка благодарен Кобе за то, что оставил ему жизнь, правда, убрав из жизни всех его знакомых.

– Ваша мать, – продолжал Коба, по-хозяйски наливая вино, – была красавица. У нее была дочка, если не ошибаюсь, еще от первого мужа. Малюсенькая девочка. По просьбе вашей матушки я часто водил малышку гулять в какой-то большой парк недалеко от дома и по дороге обязательно кормил сладостями. Однажды я предложил вашей матери: «Давайте соревноваться. Позовем оба вашу девочку, интересно, к кому из нас она пойдет?» Позвали мы ее, и девочка побежала… ко мне! Сработали конфетки! – Коба прыснул в усы.

В этом рассказе был весь Коба. Он доказал: желудок победил любовь к матери.

(Впоследствии, приехав в Вену, я нашел улицу, где он жил. Она оказалась рядом с… Шенбруннским дворцом Габсбургов! «Какой-то парк», куда он водил девочку, был знаменитым парком дворца, открытым для посетителей. Но Коба – истинный революционер – не запомнил этих красот, плевал он на дворцы!)

Дар данайцев

Вечером из Москвы прилетели Берия и Абакумов.

Молодого переводчика отправили обратно в столицу. Я понял: назревало что-то серьезное.

Мы все собрались около бильярда. Красавец Абакумов – в ослепительно белом мундире, Берия – в светлом чесучовом костюме. И – Коба.

Он молча погонял шары. Начал издалека: