Иосиф Сталин – беспощадный созидатель

На наших глазах происходило снижение активности Сталина, и государственный аппарат работал все менее четко. Существовали только умелые отписки. Отправление бумаг в адрес какого-нибудь министра формально снимало ответственность с одного и не накладывало ее на другого, и все затихало «до лучших времен». Все понимали, что в государстве происходит что-то ненормальное. Образовался какой-то «центростоп», по выражению самого Сталина, но изменить положение никто не брался, да и не мог. Руководители министерств стали приспосабливаться к такой бессистемной системе. Так тянулось до марта 1953 года.

Задумываясь над этим, я не раз вспоминал его (Сталина) рассуждения, высказанные им после Парада Победы в 1945 году и в 1952 году на Пленуме ЦК партии о «вынужденном» уходе от руководства страной. Трудно сказать, было это искренним желанием переложить тяжкий труд на более молодого и здорового человека или стремлением убедиться, что все предпочитают его (вернее последнее, ибо Сталин слишком любил власть, чтобы от нее отказаться. А вот проверить своих подчиненных на лояльность таким образом, по примеру почитаемого Ивана Грозного, было вполне в сталинском духе. – Б. С.)…

«Центростоп» в эти годы во всем государственном аппарате достиг своего апогея, принеся огромный вред государственным делам. Мы не просто топтались на месте, не решая того, что назрело, но и, расходуя огромные средства на старую технику, бросали деньги на ветер».

Но вернемся к «делу врачей». Произведенный в генералы и назначенный заместителем главы МГБ Рюмин стал по приказу Сталина и нового министра С.Д. Игнатьева сооружать «дело» о кремлевских медиках. Вскоре, в июле 1952 года, на свет была извлечена докладная записка 1948 года врача Лидии Тимашук на имя начальника охраны Сталина Н.С. Власика. В записке Тимашук сообщалось о неправильном диагнозе Жданову, поставленном Виноградовым, Егоровым и их коллегами по «Кремлевке». Вместо правильного: «инфаркт», на чем с самого начала последней болезни настаивала заведующая кабинетом электрокардиографии Тимашук, медицинские светила предпочли «сердечную астму». Чтобы покрыть ошибку, при вскрытии свежие рубцы на сердце Жданова, свидетельствовавшие о недавнем инфаркте, кремлевские врачи характеризовали как «фокусы некроза», «очаги миомаляции» и др. Уже после смерти Сталина, когда Берия, чтобы иметь доказательства фальсификации «дела врачей», потребовал от подследственных честно рассказать о том, в чем именно они вынуждены были оговорить себя под давлением прежних следователей, Виноградов признался в записке на имя Берии от 27 марта 1953 года: «Все же необходимо признать, что у А.А. Жданова имелся инфаркт, и отрицание его мною, профессором Василенко, Егоровым, докторами Майоровым и Карпай было с нашей стороны ошибкой. При этом злого умысла в постановке диагноза и методе лечения не было». Кстати сказать, это было совсем не то, что в тот момент нужно было Берии, и в сообщении МВД о прекращении «дела врачей» об ошибке в диагнозе болезни Жданова вообще ничего не говорилось.

В 1948 году записке Тимашук не был дан ход, в частности, из-за близкой дружбы Власика с Егоровым (в 1952 году Власика арестовали за хищения, действительной же причиной, возможно, стало то, что он не придал должного значения злополучной записке). Теперь же, в 1952 году, Сталин самым серьезным образом отнесся к доносу. Были арестованы В.Н. Виноградов, П.И. Егоров, Г.И. Майоров, А.Н. Федоров, А.А. Бусалов, А.М. Гринштейн, М.С. Вовси, А.И. Фельдман, Я.С. Темкин и ряд других врачей, в основном евреев, упомянутых в записке Тимашук и в показаниях Этингера.

Тут была еще одна тонкость. Жданов, как и Щербаков, был завзятым алкоголиком, что и провоцировало его сердечные проблемы. Но об этом врачи предпочитали помалкивать, не упоминая, что вождь страдал не слишком почтенной болезнью, и изобрели более обтекаемый диагноз «сердечной астмы», с алкоголизмом прямо не связанный. Тогда они не слишком задумывались о роковых последствиях подобной «медицинской дипломатии».