Вернемся к фактам, ибо эти факты упрямо подтверждают простую истину — всякая революция «пожирает своих детей». И делает она это не со зла, а по весьма прагматичным причинам: началом революции является насильственное отторжение от власти доселе господствующих классов; концом ее — уничтожение свершивших это революционеров. Революция не может продолжаться вечно — жить в обстановке революции нация долго не может, рано или поздно наступает момент, когда взрывное естество революции должно плавно перетечь в плавное русло эволюции, когда низвержение должно сменится созиданием. Революционеры не способны к созиданию — посему в момент, когда нация жаждет начала животворного созидания, профессиональные разрушители должны уступить место строителям и творцам. Хорошо бы, конечно, если бы они это сделали добровольно — и отправились бы разрушать куда-нибудь в другое место (как Че Гевара, например) — тогда в глазах нации они навечно остались бы героями и примером юношеству.
Увы, такое бывает крайне редко — значительно чаще случается, что революционеры всеми силами держаться за власть, кликушески голося: «Революция продолжается! Революция перманентна! Есть у революции начало — нет у революции конца! Свободу всем странам и континентам!» — и продолжают готовить вверенные им государства к новым революциям. В подобной ситуации, когда разрушители уходить не хотят, а настырно цепляются за кресла во властных кабинетах — оных разрушителей («профессиональных революционеров») следует от этой власти насильно отрешить, а дабы они на пенсии не продолжали злоумышлять против закона и порядка — то затем и расстрелять. Не скажу, что для их же пользы, но что для пользы доселе управляемой ими нации — это точно.
Ничего иного история пока, увы, не придумала. Товарищ Сталин, поэтому, в этой печальной закономерной традиции и первым не был, и последним ему не стать — афганская революция 1979 года нам тому пример.
Да к тому же у товарища Сталина, помимо чисто утилитарных причин для начала террора (уничтожение опасности для государства как «слева», со стороны сторонников Мировой революции, так и «справа», со стороны потенциальных вождей «русского термидора») — были и основания морально-этического свойства.
Товарищ Сталин никаким боком не был причастен к уничтожению царской семьи; товарищ Сталин не был повинен ни в расстрелах заложников в Петрограде (что по обыкновению практиковал товарищ Зиновьев), ни к казням участников Кронштадтского мятежа, ни к «расказачиванию», ни к кровавому подавлению антоновского мятежа — товарищ Сталин в период Гражданской войны по большей части был в войсках, и на его руках нет крови русского народа, в отличие от его коллег по Политбюро 20-х годов, у которых скелетами были полны шкафы.
Нельзя забывать, что довольно продолжительное время товарищ Сталин курировал в партии кадровый вопрос — и отлично знал, у кого из его товарищей руки по локоть в русской крови, кто из них, не колеблясь, расстреливал «контру» — то есть у товарища Сталина задолго до начала репрессий 1936–1938 годов были веские основания считать того или иного товарища имярек заведомым кандидатом на почетное место у расстрельной стенки.
Посему убийство Кирова, послужившее стартом для начала очищения партии и страны от врагов народа (без всяких кавычек) — произошло очень «своевременно»; момент для начала ликвидации профессиональных революционеров (равно как и потенциальных участников термидора) назрел, и товарищу Сталину следовало незамедлительно этот процесс начать.
Тем более — все технические предпосылки к началу Великой Чистки к этому времени были уже созданы. Иные — тщанием коллег товарища Сталина, иные — Божьим провидением.
Во-первых, к этому времени гитлеровский национал-социализм стал главенствующей идеологией в Германии, а НСДАП — правящей партией. Поскольку в СССР все еще декларировался в качестве базовой идеологемы пролетарский интернационализм — германское течение социализма было признано сугубо и исключительно враждебным советскому строю. 29 декабря 1933 года на заседании ЦК товарищи Молотов и Литвинов (первый — исходя из тактических соображений поиска «внешнего врага», второй же, очевидно, из искренней ненависти к антисемитской риторике Гитлера) обозначили Германию как наиболее вероятного противника Советской России, как самую живую и деятельную угрозу социализму в нашей стране.
После этого заседания ЦК вся советская пресса с рвением, тем более естественным, что ключевые позиции в ней занимали люди известной национальности, принялась клеймить Германию и «немецкий фашизм» (чем немало изумляя тех немцев, что знали русский язык и имели возможность читать советские газеты). Внешний Враг советскому народу был явлен, и, поскольку отношение к Германии среди русского народа никогда хорошим не было (к Германии как к государству, к немцам же как к народу мы были куда как более лояльны) — этот враг был куда как реальней в глазах населения, чем уже изрядно потасканные к этому времени чучела полумифического империализма, который спит и видит крах Советского Союза.