Иосиф Первый, император всесоюзный

Другая же группа военачальников (во главе с М. Тухачевским) отстаивала иной взгляд на будущее РККА. Они считали, что Гражданская война привнесла в законы стратегии новизну, «свежий поток» — и, если строить армию страны Советов на основании опыта Гражданской войны — она будет безусловно непобедимой. Тухачевский еще в конце 1919 года сформулировал свою «доктрину революционной, гражданской войны». Он считал, что характер войн меняется, и гражданская война в России, как и революционные войны вообще, имеют свою специфику. Он считал, что оперативно-стратегические ориентиры в гражданской войне обусловлены социально-политическими и социокультурными факторами, а посему стратегическое мышление и стратегические решения в значительной мере оказываются политизированными. Из этого делался вывод, что комсостав и военная элита Красной Армии должны строиться иначе, чем в старой русской армии. Командиры «рождаются» самой революцией и гражданской войной, и хотя и могут включать и представителей старой военной элиты, и офицерского корпуса, но не обязательно и не по преимуществу. Тухачевский утверждал, что армия должна быть «политизирована». Военная элита должна знать и определить, «какую и для каких целей мы готовим армию».

Взгляды М. Тухачевского на то, какой должна быть Красная Армия, были давно известны военной общественности и руководству РККА.

Отрицательное отношение к «милиционной системе» у М. Тухачевского появилось немедленно после принятия ее «на вооружение» РККА. «Территориальная система имеет отношение к всеобщему военному обучению, — писал М. Тухачевский в январе 1926 г., вскоре после смерти М. Фрунзе и своего вступления на должность начальника Штаба РККА. — Однако, применяя методы казарменного и внеказарменного воспитания, можно было бы достигнуть тех же самых результатов и без территориальной системы». М. Тухачевский в период военной реформы оставался противником перевода армии на смешанную кадрово-территориальную систему. Он по-прежнему оставался ярым сторонником «революционной экспансии» силами Красной Армии — территориально-милиционная же система подобную экспансию делала невозможной, ибо лишала командование Красной Армией действенного инструмента этой экспансии — боеготовых, сформированных и обученных в мирное время, а главное — многочисленных кадровых дивизий.

В целом М. Тухачевский на момент смерти М.В. Фрунзе 26 октября 1925 года считался наиболее авторитетным руководителем Красной Армии — и его взгляды, таким образом, должны были стать базовой идеологией Красной Армии, концепцией, на основании которой вооруженные силы Страны Советов продолжили бы свое развитие.

* * *

К счастью для страны, этого не произошло.

Вопреки ожиданиям Михаила Николаевича (и большинства высшего комсостава Красной Армии), 6 ноября 1925 г. на должности Председателя РВС СССР и наркомвоенмора оказался Климент Ефремович Ворошилов.

Еще в самом начале ноября 1925 г., когда уже обсуждался вопрос о преемнике М.В. Фрунзе на посту Председателя РВС СССР и Наркомвоенмора, М. Тухачевский говорил: «…не делая секрета, хотел бы предложить кандидатуру Серго Орджоникидзе. Мне кажется, что только он, с присущим ему талантом и душевностью, с его работоспособностью и другими достойными качествами, мог бы стать приемлемой для всех кандидатурой на пост наркомвоенмора…». На Г. Орджоникидзе и его влияние в высших партийных кругах ориентировались, по опыту благоприятного сотрудничества в годы гражданской войны, также И. Уборевич, С. Пугачев. Вряд ли эта кандидатура могла бы вызвать серьезные возражения со стороны А. Егорова, и С. Буденного.

Но эта кандидатура вызвала возражения товарища Сталина. На посту наркомвоенмора ему нужен был человек, который уравновешивал бы «революционный порыв» красных командиров, в зародыше подавлял бы попытки некоторых особо ярых сторонников Мировой Революции начать ее, не спросясь у верховного руководства страны. А то, что назначенный на самую высокую должность в Красной Армии К. Ворошилов первые годы не пользовался особым авторитетом не только в советской военной элите, но и в высшем комсоставе РККА — не имело, на самом деле, никакого особого значения. Имело значение лишь то, что Ворошилов целиком и полностью был «человеком Сталина». А самое главное — он никогда не был сторонником Мировой Революции! О чем, кстати, в свое время писал товарищ Троцкий: «Биография Ворошилова свидетельствует о жизни рабочего революционера: руководство стачками, подпольная работа, тюрьма, ссылка. Но как многие другие в руководящем ныне слое, Ворошилов был только национальным революционным демократом из рабочих.… В февральской революции Ворошилов, как и Сталин, поддерживал правительство Гучкова-Милюкова слева. Это были крайние революционные демократы, отнюдь не интернационалисты… Хотя Ворошилов был из луганских рабочих, из более привилегированной верхушки, но по всем своим повадкам и вкусам он всегда гораздо больше напоминал хозяйчика, чем пролетария».