Иосиф и его братья. Том 1

– Нужно говорить «ковчег». Вообще-то «ящик» тоже достаточно точное слово, но в этом случае оно неуместно. Искони говорят «ковчег». Владыке он приходится как раз впору, его делают по мерке из свилеватого, красно-черного дерева, и он пригнан к образу как нельзя лучше. Положив Его в ковчег, они приколачивают крышку, просмаливают доски и со слезами хоронят владыку вон в той пещере, затем заваливают вход в нее камнем и возвращаются домой.

– И больше уже не плачут?

– Это ты плохо запомнил. Плач продолжается в храме и в домах еще два дня с половиной. А на третий день, когда стемнеет, начинается праздник горящих светильников.

– Этому я заранее радовался. Они зажигают несколько плошек?

– Бесчисленное множество плошек и повсюду, – сказал Иосиф, – все, сколько у них есть. Вокруг домов, под открытым небом, и на дороге, ведущей сюда, и здесь, и в этих кустах – везде горят плошки. Люди приходят к могиле и плачут снова, и это даже самый горький плач, до сих пор флейты ни разу так душераздирающе не вторили причитанью: «О Дузи, как долго ты здесь лежишь!» – и долго еще после этого плача у женщин не заживают царапины на груди. Но в полночь все стихает.

Вениамин схватил руку брата.

– Все стихает внезапно? – спросил он. – И все молчит?

– Они стоят, не шевелясь, и безмолвствуют. Стоит тишина. Но вот издали доносится голос, одинокий, звонкий и радостный голос: «Таммуз жив! Владыка воскрес! Он разрушил жилище смерти и тени! Слава владыке!»

– О, какая весть, Иосиф! Я знал, что они дождутся своего торжества, и все-таки я дрожу от волнения, как будто я услыхал об этом впервые. А кто же кричит?

– Девочка с тонкими чертами лица, особо избираемая каждый год заново. Ее родители очень гордятся этим и пользуются большим почетом. Вестница приходит с лютней в руке, она играет и поет:

Таммуз жив, Адон воскрес!
Слава Ему, слава, слава владыке!
Вежды свои, что смерть сомкнула, Он их отверз,
Уста свои, что смерть сомкнула, Он их отверз,
Ноги Его, что скованы были, ходят опять,
Цветы и травы повсюду, куда Он ни ступит, растут.
Слава владыке, слава Адонаи!

И покуда девочка идет и поет, они все бросаются к могиле. Они отваливают камень, и ковчег оказывается пуст.

– Где же Растерзанный?

– Его уже нет. Могила не удержала его, он пробыл в ней только три дня. Он воскрес.

– О!.. Но, Иосиф, как же… Прости меня, пухлощекого карапуза, но что ты говоришь? Прошу тебя, не обманывай сына своей матери! Ведь ты же сам не раз говорил мне, что прекрасный образ хранится в храме от года до года. Как же понимать слово «воскрес»?

– Дурачок, – отвечал Иосиф, – не скоро еще твой разум станет круглым и полным. Хоть он и растет, он похож на челнок, который качают и носят волны небесного моря. Разве я говорю тебе не о празднике, у которого есть определенные часы? И люди, что справляют его час за часом, зная следующий час, но освящая текущий, тоже, по-твоему, себя обманывают? Ведь все они знают, что образ хранится в храме, и все-таки Таммуз воскресает. Ты, пожалуй, думаешь, что поскольку образ не бог, то и бог не образ. Будь осторожнее, ты ошибаешься! Ибо образ – это орудие настоящего времени и праздника. А Таммуз, владыка, – это владыка праздника.

С этими словами он надел себе на голову венок, потому что закончил его.

Вениамин глядел на него широко раскрытыми глазами.

– Бог наших отцов, – воскликнул он в восторге, – как идет тебе диадема из миртовых веток, которую ты сделал для себя при мне умелыми своими руками! Только тебе она и к лицу, и я, когда представляю себе ее на моей выхухолевой шапке, понимаю, какая бы это была ошибка, если бы ты не оставил ее для себя. Скажи мне правду, – продолжал он, – и расскажи мне еще: когда люди города находят ковчег и могилу пустыми, они, наверно, задумчиво, тихо и радостно расходятся по домам?

– Тогда-то и начинается ликование, – возразил Иосиф, – это самый разгар веселого праздника. «Пуста, пуста, пуста!» – кричат они наперебой. «Могила пуста, Адон воскрес!» Они целуют девочку и кричат: «Слава владыке!» Затем они целуются друг с другом и кричат: «Славен Таммуз!» А затем, при свете плошек, пляшут и водят хороводы вокруг этого камня Астарот. В ярко освещенном городе тоже царят веселье и радость, люди едят и пьют, и воздух непрестанно оглашается счастливой вестью. И даже на следующий день горожане, встречаясь, дважды целуют друг друга и восклицают: «Воистину воскрес!»

– Да, – сказал Вениамин, – так оно и есть, так ты мне и рассказывал. Только я забыл это и почему-то решил, что они тихо расходятся по домам. Какой чудесный праздник, чудесный в каждый свой час! И значит, на этот год владыке вознесена глава, но он знает час, когда Ниниб снова поразит его среди зеленых дерев.

– Не «снова», – поправил его Иосиф. – Это всегда один и тот же и первый раз.