Иосиф Флавий. История про историка

Вот как он пишет об этом в тех же «Иудейских древностях»: «Родоначальником четвертой философской школы стал галилеянин Иуда. Приверженцы этой секты во всем прочем вполне примыкают к учению фарисеев. Зато у них замечается ничем не сдерживаемая любовь к свободе. Единственным руководителем и владыкою своим они считают Господа Бога. Идти на смерть они считают за ничто, равно как презирают смерть друзей и родственников, лишь бы не признавать над собою главенства человека. Так как в этом лично может убедиться воочию всякий желающий, то я не считаю нужным особенно распространяться о них. Мне ведь нечего бояться, что моим словам о них не будет придано веры; напротив, мои слова далеко не исчерпывают всего их великодушия и готовности их подвергаться страданиям. Народ стал страдать от безумного увлечения ими при Гессии Флоре, который был наместником и довел иудеев злоупотреблением своей власти до восстания против римлян» (ИД, 2, XVII, 1:6).

Под этой «четвертой философской школой» Флавий имеет в виду зелотов и сикариев: они и в самом деле были основной движущей силой антиримского восстания, итогом которого стало разрушение Иерусалима и Храма.

Иегуда Галилеянин, о котором он говорит, был сыном казненного Иродом Великим мятежника Хизкии. После смерти Ирода он поднял мятеж против очередной переписи населения, организованной римским прокуратором Квиринием. Мятежникам удалось захватить арсенал в цветущем, хорошо укрепленном городе Сепфорисе (Ципори), и полученное таким путем оружие еще больше разожгло пламя восстания. В итоге оно было в буквальном смысле слова потоплено в крови, а сам Иегуда убит.

Однако его затаившиеся в горах Галилеи последователи сохранили не только память о своем лидере, но верность его идеям, центральная из которых заключалась в том, что евреи должны служить только Богу, только Его называть Господином. Любая чужеземная власть является враждебной, а потому не только римляне, но и те евреи, которые с ними каким-либо образом сотрудничают, должны быть уничтожены. Только после уничтожения ненавистного режима Господь явит Своему народу Мессию, который и установит на Земле новый миропорядок, в котором все человечество будет избавлено от мук и страданий, а евреи займут полагающееся им место «народа священников и святых».

Смерть не страшила последователей этой философии — ведь, как и фарисеи, они верили в то, что мученически погибших за веру и освятивших своей смертью имя Творца ждет «олам а-ба» — «будущий мир», хотя что он собой представляет, понимали очень размыто. Как бы то ни было, они шли на смерть легко и радостно.

Традиция предпочтения убийства своих близких и последующего самоубийства сдаче в плен и попаданию в рабство, начавшаяся еще во время подавления волнений в Галилее Иродом, получила в их среде очень широкое распространение. Сами они себя называли «канаим», что на иврите означает «ревнители» и переводится на греческий как «зелоты».

Осознавая, что разжечь пламя нового народного восстания не так просто, последователи Иегуды Галилеянина, возглавляемые его сыновьями Яаковом, Симоном (Шимоном) и Менахемом, решили перейти от проповеди своих идей к террору. Зачастую их действия сводились к откровенному разбою — ограблению богатых язычников и евреев, поджогам зданий, в которых находились те или иные римские учреждения и т. д., а затем и к убийствам.

После этого за ними закрепилось название «сикарии» — от латинского «sica» — «кинжал». Как сообщает Иосиф Флавий, их излюбленным приемом было явиться в Иерусалим под видом мирных паломников, спрятав кинжал под одеждой, затесаться в толпу, а затем нанести смертельный удар выбранной жертве — как правило, еврею, замеченному в дружбе или сотрудничестве с римлянами. Многие историки считают, что именно сикарии являются основоположниками политического терроризма. В некоторых вопросах зелоты смыкались с ессеями, и некоторые исследователи даже считают, что они были не более чем самым радикальным крылом ессеев. В «Иудейской войне» Иосиф называет сикариев не иначе как «шайкой разбойников», и, видимо, он был далеко не одинок в этой оценке.

Читатель уже наверняка обратил внимание, что среди сколько-нибудь значимых течений религиозной, общественной и политической мысли Иосиф Флавий не упомянул христиан. В его время они, безусловно, существовали, но были, видимо, крайне малочисленны и непопулярны.

Остается главный вопрос: в чем, собственно говоря, состояли убеждения самого Иосифа Флавия? Видимо, Лион Фейхтвангер в «Иудейской войне» прав, когда описывает его душевные и идейные метания. Будучи критически мыслящим и одновременно очень эмоциональным молодым человеком, Иосиф просто по определению не мог стать фанатическим приверженцем какой-то одной точки зрения.