«Посмеяться ли над этим вздором или наоборот вознегодовать за заключенную в этих словах бессовестную ложь?» — вопрошает Иосиф, разбивший до этого в пух и прах хронологию Апиона, относящего исход евреев ко времени создания Карфагена, в то время как сами создавшие этот город финикийцы сообщают, что Карфаген был создан через 143 года после строительства Иерусалимского Храма, когда у евреев уже было процветающие государство.
И затем продолжает про версию о бубонной чуме: «Понятно, что этой болезнью заболели все 110 000 человек. Однако, если они были слепыми, хромыми и больными всякой болезнью, как говорит о них Апион, они не смогли бы пройти и однодневного пути. Если же они были в состоянии преодолевать пустыню и к тому же победоносно сражаться с теми, кто оказывал им сопротивление, они вообще не должны были на седьмой день заболеть. Ибо не бывает так, чтобы это случалось с теми, кто совершает по необходимости подобные переходы, — тысячи солдат постоянно преодолевают такие же расстояния, — как невероятно и то, что это произошло само по себе, — то была бы самая большая несообразность. Апион, которому можно только удивляться, сперва сообщил о том, что они пришли в Иудею через шесть дней, а затем говорит, что „Моисей взошел на гору, называемую Синай, которая находится между Египтом и Аравией, в продолжение сорока дней оставался сокрытым от всех, а затем, спустившись оттуда, дал евреям законы“. Хотя каким образом и возможно ли вообще, чтобы одни и те же люди провели в безводной пустыне сорок дней и к тому же прошли ее всю в шестидневный срок? Также и в отношении названия субботы подмена слов выдает либо его величайшую бессовестность, либо вопиющее невежество. Ведь слова „саббо“ и „саббатон“ весьма заметно разнятся между собой: „саббатон“ на еврейском языке значит прекращение всякого дела, а „саббо“, как он и говорит, означает у египтян бубонную болезнь» (ПА, 2:2).
Несмотря на всю убедительность аргументов Иосифа, взгляд Манефона и его последователей на евреев как на неполноценный народ, берущий свое начало от изначально ущербных предков, страдающих различными физическими и нравственными пороками, оказался необычайно живучим и в различных вариациях повторялся во все последующие эпохи, приведя в итоге к нацистской расовой теории.
Столь же живучей оказалась и идея о том, что Моисей был по происхождению не евреем, а египтянином, — не мог же у столь ущербного народа появиться лидер такого масштаба! Версия эта благополучно дожила до наших дней. Ее придерживались такие известные египтологи, как Джеймс Брестед и Эдуард Мейер. Под ее влияние попал даже Зигмунд Фрейд, построив на ней свою печально известную последнюю книгу «Моисей и монотеизм. Этот человек Моисей и монотеистическая религия». Французский писатель и философ Эдуард Шюре попытался в своих «Великих посвященных» совместить ее с версией Пятикнижия.
Но ирония истории заключается в том, что сама версия Манефона сохранилась и благополучно шествовала сквозь столетия во многом благодаря Иосифу Флавию, который столь яростно с ней боролся. Значительная часть того, что мы знаем о воззрениях Манефона, почерпнута историками именно из его сочинения «Против Апионов» — и пенять евреям за это следует прежде всего именно на него. Хотя нет сомнений, что Иосифом двигали исключительно благие намерения.
Одно из главных обвинений Апиона и его последователей против евреев состояло в том, что они, с одной стороны, всюду, где поселяются, претендуют на равные гражданские права с основным населением (а гражданство того или иного полиса обеспечивало в Римской империи защиту закона, право участия в управлении и распределении бюджета полиса, а также целый ряд других льгот, и потому имело огромное значение), всячески маскируются под лояльных граждан и даже нередко называют себя так же, как коренные жители, но на самом деле, отказываясь служить местным богам, оскорбляют чувства этих жителей и преследуют в первую очередь свои национально-религиозные интересы, а не интересы своего полиса.
(В Новое время подобные обвинения звучали неоднократно, и среди прочих они были озвучены Ренаном, считавшим, что евреи станут полноценными гражданами Франции, только если откажутся от своей религии и перестанут вести общинный образ жизни.)
В ответ Иосиф заявляет, что то, что евреи начинают себя называть тем же именем, что и местные жители, вполне естественно и скорее свидетельствует о том, что они являются верными подданными страны и города, в котором живут, и в этом смысле ничем не отличаются от других народов, расселившихся по всей территории империи вдали от родины.