Йошкин дом

Майя хочет. Она хочет и смотрит на высоко поднятое от нее длинное лицо большеглазой Лены, и на круглое, в веснушках, лицо спокойной Любы, и на серого цвета волосы Насти и ее маленькие глаза. Настя Майе совсем не нравится: она похожа на мышь и вечно не смеется, а только когда смеется кто—то другой, и это она в прошлом году выудила у Майи из парты ту тетрадку с картинками, а еще она щиплется больно, если случайно проходит мимо. Майе совсем не нравится Настя с мышиными волосами, озабоченной тоще мордочкой и острым носом, но Майе очень нравится Лена, высокая Лена с большими глазами, и тихая добрая Люба, они очень дружат — Лена и Люба, они вечно вместе, и им все время весело, неужели и у Майи может быть так? Ей уже неважно, что рядом Настя, пусть будет и Настя, может быть, она тоже хорошая, как Майя, ведь вот Майя хорошая, а до сегодняшнего дня об этом не знал, а сегодня, Майя, мы ходим по квартирам микрорайона, это у нас пионерское поручение — ходить по квартирам микрорайона, мы зовем всех жильцов нашего микрорайона к нам в школу на праздничный концерт. Надо все квартиры обойти и позвать, нам досталось три восьмиэтажки, если кого—то не будет дома, надо подсунуть приглашение под дверь, вот, Майя, видишь, у нас приглашения есть, мы сами сделали и как раз сейчас идем ходить, хочешь с нами?

Майя хочет. Она кивает без слов, потому что в горле, наверное, опять противный комок, и, если заговорить, получится только пискнуть, и все снова будут смеяться, а так получается нормально, кивнула и все, как будто о простом деле договорились, мол, Майя, хочешь с нами, ну хочу, мелочь какая, подружки зашли, с собой позвали, у других такое бывает каждый день. Они же не обязаны знать, что у Майи такого не бывает, это мама знает и смотрит на Маню с беспокойством, смотрит, но молчит, а что тут скажешь. Майя торопливо надевает пионерскую форму и новые белые синтетические гольфы, натягивая их как можно выше, чтобы ноги казались белыми и прозрачными одновременно.

И потом они ходят так по квартирам: Лена, Люба, Настя и Майя, и Майя со всеми, как будто все нормально, как будто так и должно себе быть, и ни один жилец из тех, кто открывает им дверь, не спрашивает: а что это с вами делает Майя, почему это вы ее взяли, вы же никогда ее не берете с собой; никто не спрашивает, и Майя тоже перестает ощущать, почему это ее взяли, жильцы на нее смотрят нормально, не отличают от остальных, на ней еще и новые красивые гольфы, да, и одна бабушка дает им пирожки с повидлом, по пирожку на каждого, и Майе тоже дает, и это тоже как будто нормально — вот так взять и Майе дать пирожок. И ни Лена, ни Люба, ни даже Настя не говорят «а ей не давайте» — они берут каждая свой пирожок, и Майя тоже берет и есть почему бы ей в компании с девочками не съесть пирожок, они забираются на самый последний этаж, где уже нет никаких квартир, а только дверь на чердак, но она заперта, они туда забираются, и жуют свои пирожки, и пьют какую—то воду, там, оказывается, есть кран, и вот они там сидят, и пьют, и смеются, и Майя с ними смеется тоже, и все это так, будто всегда так было и быть должно. Пирожки липкие, и повидло течет по пальцам, смешно.

Потом им остаются всего три этажа, самые последние три этажа, которые нужно обойти и в каждую открывшуюся дверь сказать: «Здравствуйте, мы приглашаем вас сегодня в семь на праздничный вечер», а потом спросят «Где это?», — тогда нужно сказать «В школе»; все знают, в какой школе, потому что школа в микрорайоне одна, и тогда человек обычно говорит «Спасибо, придем» или «Мы не можем, но все равно спасибо», и тогда нужно сказать «до свиданья» и уходить. А если никто не откроет, нужно подсунуть под дверь приглашение, там на картонке нарисованы букет цветов и костер и написана большая цифра «девять», а пониже — красивым почерком отличницы Любы — то же самое, насчет «приглашаем в семь на праздничный вечер». Подсунуть картонку легко, ходить по квартирам тоже нетрудно, люди обычно открывают с улыбкой, конфеты предлагают, чай, вот только был один, который стал по—дурацки ругаться и говорить всякие плохие слова и даже замахнулся на девочек кулаком, но он, наверное, был пьяный, и они убежали от него на другой этаж, и было страшно, что он их догонит, но он не догнал и тогда стало смешно, и они долго смеялись на чьем—то чужом этаже над этим дурацким дядькой, который орет его скоро, наверное, милиция заберет. Смешно.