Йоркширская трагедия

  Ральф. Как y тебя духу достаёт осуждать её? Разве яблоко, зависевшись на дереве долее, чем следует для полной зрелости, не падает само собою?.. Вот так же и зрелая девка. Не спохватись во время, так её само собою потянет к падению; тут любому мужчине ничего не стоит подобрать её... Дело это самое обыкновенное; самому, я думаю, известно.

  Оливер. Клянусь, ты говоришь сущую истину! Дело это действительно самое обыкновенное... A что, друг, - никто еще не возвращался из Лондона -- ни молодой господин, ни наш товарищ -- слуга его Сэм?

  Ральф. "Ни тот, ни другой из них обоих", -- как выражается известная тебе пуританка, промышляющая посредничеством в любовных делах. Впрочем, постой! -- это, кажется, голос Сэма... Да, Сэм вернулся... это он... Постой однако!.. Так, – он и есть. У меня в ожидании его новостей даже нос зачесался...

  Оливер. A y меня локоть.

  Самуил (за сценой). Куда вы все попрятались? ( Входит с мальчиком-слугой)  Слышишь, малый? – поводи мою лошадь хорошенько. Я так на ней скакал, что кожа, я думаю, от жара y неё к спине прилипла. Хорошо мне будет, если лошадь вдруг простудится да кашлять начнёт?! Как ты думаешь: – хорошо?..

Мальчик уходит.

А, Оливер, Ральф, вы здесь?

  Оба ( Ральф и Оливер). Добро пожаловать, честный товарищ Сэм!.. Ну, рассказывай, какие диковины привёз ты из Лондона?

  Самуил. Сам, я думаю, видишь, что все на мне по последней лондонской моде! Вот три берета; y каждого по две зеркальных подвески... На груди две цепочки в виде отворотов; с боку – футляр для шляпы; на спине – щётка; в кармане – альманах, и три баллады за гульфиком... Словом, ты видишь во мне полнейший портрет настоящего лондонского слуги.

  Оливер. Присягнуть готов, что оно так именно и есть. Можешь хоть сейчас пристроиться куда угодно, была бы только охота... Мало ли я людей знаю, что еще с меньшим начинали, чем ты, a все-таки кончали жизнь не бедными, а с порядочным состоянием... Рассказывай, однако, что новенького в Лондоне?

  Ральф. Вот это так хорошо сказано!.. Да, Сэм, что нового в Лондоне? У нас же барышня, глаз не осушая, все плачет о милом дружке.

  Самуил. Ну -- и стало быть, она дура набитая.

  Оливер. Это почему же, Сэм?

  Самуил. A потому, что он давно на другой женат.

  Оливер и Ральф. Быть не может!.. Ты шутишь!..

  Самуил. Нисколько не шучу... Разве вы этого до сих пор не знали? Да, женат, - и жену бьёт немилосердно... У него от неё не то двое, не то трое детей, потому-то, надо вам сказать, - чем больше женщину бить, тем она чаще бывает на сносе.

  Ральф. Конечно! Муж бьёт, a она это сноси!

  Оливер. Я все свое жалованье за целых два года готов бы отдать, лишь бы это до барышни никогда не доходило, потому что иначе последний умишко y неё в затылок уйдёт, и она на весь век останется полоумной.

  Самуил. Да, положение её было-бы много лучше, если бы она никогда его к себе на ложе не пускала. Он все промотал. Мало того, что поместья его заложены и перезаложены, но и брат его, что в университете учится, подвергнут теперь из-за него тюремному заключению... А, каково сказано? – Хоть бы любому писцу!.. Да, долгов y него больше, чем стоит собственная его шкура.

  Оливер. Неужто?

  Самуил. Конечно!.. Я еще больше вам про него расскажу: жену он не иначе называет как самыми скверными словами, и нисколько не стесняясь, - словно её не Молли, либо Долли зовут... Детям же y него других имён нет, как только щенки да ублюдки, будто так тому и быть должно. Однако, что же это такое со мною? Давно чувствую, что меня что-то за штаны тянет, a совсем забыл про эти вот две кочерги... Он тоже из Лондона... Ведь здесь только то и хорошо, что из Лондона.

  Оливер. Как и всё, что привезено издалека... Только скажи по совести, Сэм, неужто не все равно, чем огонь мешать, - здешней-ли кочергой или привозной?

  Самуил. Все дело в том, с какой стороны посмотришь на вещь, то есть, с какой точки зрения на нее взглянешь... Сейчас ты совершенно справедливо говорил, что, - особенно для знатных дам, - только то и хорошо, что является издалека...

  Оливер. Не для одних знатных дам... Для их приближённых горничных тоже.

  Самуил. A что, Ральф, y вас пиво от грозы не прокисло?