— Хорошо… Отлично… Так и запишем… Вероятно, по этой причине здешняя школа нисколько не прогрессирует… Вполне вероятно!.. Превосходно!.. Я приму надлежащие меры, непременно, — отрывисто бормотал инспектор, сдержав гнев, чтобы не устраивать спектакля ученикам; потом вдруг повернулся к Херделе и продолжал: — Вы, должно быть, устали, да? Это видно, устали уже!.. Сколько лет вы служите?
— Тридцать два года, — пролепетал испуганный учитель.
— Да? Тридцать два… Ага, достаточно! Я вам советую прямо сейчас подавать на пенсию!.. Очень советую!.. У вас будет прекрасная пенсия, и вы сможете отдохнуть, а в отдыхе вы очень и очень нуждаетесь… Значит, вы мне пришлете прошение! С моей стороны будет оказано всяческое содействие в смысле скорейшего его рассмотрения!
Белчуг остался с Херделей на школьном дворе, когда уехал инспектор; они стояли с непокрытыми головами на жарком, веселом солнце. Осмелевшие голоса детей, натерпевшихся страху, мягко долетали сюда слитным гуденьем прилежных пчел. Оба молчали, задумчивые и смущенные. Потом вдруг их взгляды встретились, и каждый прочел на лице другого ту же тревогу.
— Плохо наше дело, Ион! Доняли нас, прямо пропадай! — уныло и нерешительно проговорил Херделя.
— Даже и бога не щадят, нехристи!.. Хотят и душу нашу погубить, мало им того, что уста нам замкнули! — сказал Белчуг с глубоким, сдержанным озлоблением.
Они снова замолчали. Опасность, казалось, вплотную подступала к ним, примиряя и смягчая их. Глаза их подобрели, встретясь, а сердца наполнились любовью, которая роднит воинов перед лицом врага.
— Мы и сами виноваты, Захария! — сказал священник извиняющим и извиняющимся голосом.
— Ошибка прощается, — добавил учитель.
Они пожали друг другу руки, как будто заключали договор.
Две недели спустя после экзамена Гиги, будучи в палисаднике перед домом, завидела приближавшуюся запыленную коляску, которая показалась ей знакомой. И уже когда она остановилась, Гиги с детской радостью завизжала:
— Лаура!.. Пинтя!.. Мама, Лаура приехала!..
Подлетев к коляске, она расцеловалась с Лаурой бесчисленное множество раз, и обе, смеясь и плача, наперебой защебетали:
— Вы даже телеграмму не дали, что приезжаете…
— Мы хотели сделать вам сюрприз…
— Ты пополнела, Лаура, дорогая… И как тебе идет!
— А ты все хорошеешь…
— Ну, хватит, хватит! — шутливо прикрикнул Пинтя. — Иди и меня поцелуй!
Херделя вышел, как был, без пиджака и первого обнял Джеордже, а г-жа Херделя, стоя позади, растерявшись от волнения, со слезами и с улыбкой лепетала:
— О, вы мои дорогие… Они, верно, голодные, а у нас ничего не сготовлено… Если бы знать, я бы двух цыплят зарезала… Деточки вы мои!..
Пухлая няня степенно сошла с коляски, держа на руках Лаурину дочку. Напуганная громкими голосами, девочка принялась плакать. Лаура бросилась к ней.
— Дай мне ее, Илона!
Только она хотела взять, Гиги опередила ее и взяла ребенка. Но у нее на руках девочка еще сильнее расплакалась.
— Она тебя не знает, Гигица, поэтому и плачет, — с гордостью сказала Лаура. — Вот увидишь, как она нас узнает и смеется! Просто прелесть!..
— Дайте-ка мне ее, уж я-то знаю, как обращаться с детьми! — сказала г-жа Херделя, взяла маленькую Марию на руки и стала утешать ее: — Не плачь у бабуни, не плачь, моя ненаглядная деточка, ты моя сладкая.
Девчушка и вправду успокоилась, ко всеобщему восторгу. Херделя, пользуясь моментом, пригласил всех в дом, скомандовав по-военному:
— Шагом… марш! В комнаты!.. Будет вам тараторить на улице!
Там опять начались слезы и тары-бары, затянувшиеся до глубокой ночи. Лаура рассказывала всякие чудеса про Пинтю, Пинтя про Лауру, и оба про свое сокровище; Херделя расписывал, как инспектор свирепствовал на экзаменах, но умолчал насчет разговора о пенсии; Гиги с матерью занимали Лауру местными новостями, самой важной из которых была помолвка Лукреции Драгу с учителем Опрей… Однако г-жа Херделя нашла время и для стряпни, принеся в жертву дорогим гостям трех крупных цыплят, и подала на обед такой знатный паприкаш, какого они не едали и в самой Бистрице.
Но после обеда поднялась целая буря, когда Джеордже вдруг объявил, что завтра же им всем надо ехать дальше, в Сынджеорз.
— Так нельзя! Вы должны побыть у нас хоть недельку! — запротестовал Херделя, добавив потом с жаром: — Господи, да ведь хочется и немножко похвалиться перед здешними, какие вы у нас!
— На обратном пути, только на обратном пути! — сказал неумолимый Пинтя. — Сейчас не время! Нас уже неделю ждут все остальные в Сынджеорзе!
— Кто остальные?
Тут Лаура объяснила, что в Сынджеорз съехались Александру, брат Джеордже, который преподавателем в Румынии, в Джурджу, потом Гогу Ионеску, муж Еуджении…
— Еще Ионел, другой мой брат, счетовод, из Черновиц, — вставил Пинтя. — Нас столько братьев и сестер, что только один отец знает наизусть весь поминальник!.. Да, впрочем, он и вам называл их всех наперечет, если помните…