над чем конкретно они работают. Из волос — длинный распущенный конский хвост, завязанный на
одном конце в узел. Он поднёс его к свету и подивился многообразию цветов. Аналога костям вроде
бы не было, но потом Хорст указал на тюбик с силиконовым гелем.
— Вот тебе на, — сказал Йоханнес, чтобы вообще хоть что-нибудь сказать.
Затем пошли вырезки из газет. Скреплённые казначейской скрепкой они представляли собой
пёструю коллекцию старых пожелтевших объявлений, рекламирующих корсеты, высокие каблуки и
чулки. Далее — страницы, вырезанные из разделов о женском белье в более современных каталогах,
фотографии стен в общественных туалетах, покрытых неумелыми рисунками и густо исписанных
всякими выдумками, копии чересчур подробных анонимных писем. Кабал закашлялся и убрал
предметы обратно в банку.
— Людям такое нравится, ты сам говорил.
— До того, как я увидел вот это. Я сомневаюсь.
— Нет времени сомневаться, — сказал Йоханнес, высыпал содержимое банки на пол и в тот же
миг призвал Лейлу.
Кабал вскоре обнаружил, что Лейла — во всех смыслах звезда ярмарки и часто прибегал к её
помощи для достижения лучших результатов. Но находиться рядом с ней он не любил. Она
определённым образом воздействовала на него, а он не хотел поддаваться влиянию столь низкого
уровня.
Ибо Лейла была наилучшим примером, физическим воплощением преступного эротизма: духа
подглядывания, того чувства, когда смотришь украдкой вверх, проходя под стремянкой в библиотеке,
заляпанных открыток, подавленных желаний, дурманящей безвкусицы, запретного возбуждения. На
всём этом в отдельности были сделаны состояния. Собранное в одном теле, нарисованном тысячей
миллионов пылких фантазий и увенчанное лицом, которое пришлось бы по вкусу большинству
мужчин, да и многим женщинам, это производило без преувеличения сногсшибательный эффект.
Мужчины приходили к ней, обнаруживая позднее, что их кое-чего лишили. Лишили достоинства.
Самоуважения. В её присутствии сложная дорожная карта среднего интеллекта упрощалась до шоссе
с односторонним движением без съездов и поворотов. Всё становилось до опасного просто.
В данный момент всё становилось до опасного просто для Барроу. Он начал смотреть на неё с
восхищением. Как вообще можно было подумать, что в ней не было ничего примечательного, когда
везде, куда бы ни упал его взгляд — обнаруживались детали: натуралистичные, идеальные,
возбуждающие и прямо-таки гипнотизирующие? Высшие мозговые центры Барроу, его Эго и Супер-
Эго были в курсе, что дела плохи, и колотили в дверь рубки управления его мозгом. К сожалению,
гадкий мистер Ид гостей сегодня не принимал, так что Барроу просто сидел, дрожа, обливаясь потом,
и едва дыша.
— Вот так, вот так, — приговаривала Лейла, как всегда, одерживая верх.
Она медленно опустилась на колени, сев на него верхом, и взяла его голову в руки. Он слабо
ощущал, как её ногти впиваются в кожу на затылке. Откуда у неё ногти? Её руки ведь покрыты
латексом.
Супер-Эго Барроу, встав на плечи его Эго, голосило через вентиляцию: "Нам крышка, если ты
не сделаешь что-нибудь, олух волосатый! Драться или бежать! Драться или бежать!" Ид естественно
не слушал. Просто сидел в капитанском кресле с неприличным возвышением у себя в шортах и как
дурак смотрел Лейле в глаза, два колодца колдовского зыбучего песка, из которого мало кто спасся.
Когда её губы разомкнулись, и она наклонилась, чтобы поцеловать его, Барроу не шелохнулся,
да он и не мог. Даже когда её рот начал эластично и так изящно растягиваться, он просто сидел себе и
ждал, когда она сделает то, что задумала. Даже когда её губы добрались до его переносицы и
подбородка, окружая всё, что между ними, он лишь отрешённо подивился — и где только таким
трюкам учатся. Так прошло несколько мгновений, пока он вдыхал её дыхание и вспоминал, как ему в
семь лет вырывали зуб, усыпив газом. Её язык резвился на его губах, игриво щекотал ноздри.
Затем мощное мышечное сокращение от горла до живота высосало воздух у него из лёгких.
Она устала претворять в жизнь людские фантазии, она просто хотела убить кого-нибудь для
разнообразия.
Мозг Барроу вернулся в рабочее состояние, хотя и поздновато, чтобы чем-то помочь. Он
схватил её за волосы и со всей силы потянул назад, бил её по голове кулаками, силясь хоть как-то
ослабить её хватку. Всё тщетно, она в буквальном смысле была дьявольски сильна. Пока он отбивался
и вырывался, она не шевелилась, просто смотрела ему в глаза с холодным отстранённым
удовлетворением, в ожидании того момента, когда жизнь покинет его. Он чувствовал, что слабеет, в
то время как его лёгкие пытались выжать немного жизненной силы из жалких остатков воздуха.
Комната становилась всё менее различимой по мере того, как туннельное зрение всё больше и больше
ограничивало ему обзор вплоть до полного затмения, потери сознания и смерти. Его кулаки слабо
ударялись о её тело. Такое ощущение, что бьёшь по шине — эта мысль показалась ему смешной, но
засмеяться он не мог, лишь подумал, будет ли это его последней мыслью, он надеялся, что нет,