«Нет, Афанас! В войне, которую предпринимает Никифор против скифов, не будет ему успеха. Ты не ведаешь, что, по древним преданиям, быстроногий Ахилл, гибель Илиона, был природный скиф. Там царствовали его предки, в городе Мирмикионе[235], близ Меотийских болот[236] в Скифии; там доныне сохраняется Ипподром Ахиллесов; оттуда перешел Ахиллес в Фессалию. Спроси у Калокира о Сфендославе, этом неукротимом потомке Ахиллесовом… Его вид, его сила, его плащ, застегнутый пряжкою, его голубые глаза, его привычка биться пешему, его безумная отвага – все говорит о силе и мужестве того, кому Атрид[237] сказал, по словам Омира:
– Ты забыл, кажется, как эти Гоги и Магоги бегали от стен Царьграда…
«Было время, настало другое – великое готовится, великое сбудется!»
– Но неужели не видишь ты, муж мудрый, противоречия собственных слов твоих? Ты не хочешь решить дела запросто, не ходя в чужие люди, только отправив на тот свет несколько человек нашими собственными руками, а хочешь призывать варваров, и их мечом думаешь возводить на престол Калокира, предав честь и победу римлян бесславию, предав области царьградские огню и свирепости варваров…
«Но судьба ясно глаголет…»
– Я судьба, и вот что решит тебе все дело! – Афанас ударил рукою по своему мечу.
«О, сильный муж! горе тебе, гордящемуся силою – горе тебе, возносящемуся гордынею!»
Три удара в ладони послышались у дверей; двери растворились, и Порфирий, тайный начальник «синих», вошел в комнату.
– Афанас! все готово, – сказал он. – Друзья наши ждут только условленного знака; по извещению моему, стражу вукалеонскую сменят наши добрые приверженцы, и тысячи голосов завтра же, может быть, провозгласят: «Да здравствует Иоанн Калокир! Да здравствуют „синие“ и „зеленые“!» А, я вижу здесь и приветствую тебя, благородный Калокир! Будь здрав – будь благополучен и –
«Я не понимаю слов твоих, Порфирий, – сказал Афанас, – что говоришь ты о смене стражи вукалеонской?»
– Разве я еще не известил тебя о новом, знаменитом союзнике, которого приобрели мы для нашего дела?
«Каком знаменитом союзнике?»
– Иоанне Цимисхии. Он горячо взялся за наше предприятие.
«И ты все открыл ему?»
– Не только открыл – я даже привел его сюда – он дожидается тебя здесь…
«Он знает и то, что Калокиру назначаем мы престол царьградский?»
– Только этого он не знает.
«Хорошо, но… Мог ли я ожидать, Порфирий, чтобы в твои преклонные лета ты был столь безрассуден… Да и какое право имел ты открывать Цимисхию нашу тайну?»
– Право равного тебе начальника наших друзей, Афанас, – отвечал гордо Порфирий.
Афанас вспыхнул гневом, но смолчал. «Право равного тебе
Философ горестно склонил голову свою на руку и сохранял молчание.
– Мы после разберем права наши, Порфирий, – сказал Афанас. – Но как мог ты довериться этому гордому, этому хитрому царедворцу!
«Скажи лучше, этому сильному, великому полководцу, этому герою, которого завистливый Никифор лишил власти и теперь хочет обольстить пустою почестью дворскою – этому благородному человеку, который одушевлен жаром негодования против похитителя…»
– Несчастный! Но принадлежит ли Цимисхии к «синим» или «зеленым»? Связан ли он нашими клятвами?
«Нет! не принадлежит, потому, что он достоин быть главою тех и других; не связан, потому, что его слово драгоценнее клятв другого. Его многочисленные друзья…»
– Да что нам в его многочисленных друзьях! Кто смеет быть выше
«Ты все забываешь прибавлять – и деда, отца Порфириева и Порфирия, – прибавил Порфирий, – это напоминал я тебе уже много раз».
– Да!.. Но еще ничто не испорчено. Где находится теперь Цимисхий?
«Он ждет тебя и меня в зале подземелья на восток. Что ты хочешь предпринять, Афанас?»
– Ничего – в минуту опасности дорога каждая минута – я хочу… обласкать, поблагодарить Цимисхия… за его милость, снисхождение, за его усердие к нашему делу… Пойдем!..
Афанас и Порфирий вышли поспешно. Философ как будто пробудился от усыпления после ухода их.