Но эта вакансия была заманчивой не только для Люксембургского дома и его друзей. Более или менее открыто на нее выразили притязания и другие кандидаты. Прежде всего это был сын покойного императора, глава Австрийского дома Фридрих Красивый из рода Габсбургов. Этот дом был влиятельным в Южной Германии, изобиловал деятельными и воинственными герцогами, а тот факт, что его кандидат был сыном предыдущего римского короля, был для него одновременно преимуществом и недостатком: некоторые имперские князья боялись, как бы императорский титул не стал наследственным.
Другого кандидата, возможно, более опасного для Генриха Люксембурга, поскольку оба рассчитывали на поддержку одних и тех же покровителей, выдвинул союзник графа Люксембурга — король Франции. Филипп Красивый был не первым из французов, кто полагал, что Капетинг может надеть на себя императорскую корону. По логике, самый могущественный государь христианского Запада, влияние которого на духовную власть было наиболее сильным, должен был стремиться к титулу, как бы дававшему власть над всем миром. Тридцать пять лет назад уже Филипп III Смелый, поддавшись влиянию своего дяди Карла Анжуйского, пытался добиться своего избрания императором. Он потерпел неудачу — курфюрсты предпочли ему Рудольфа Габсбурга.
Филипп Красивый считал, что на сей раз момент для избрания французского принца главой империи более удачен. Он вернулся к проекту отца, но поступил более ловко: предложил не собственную кандидатуру, а своего брата, в преданности которого был уверен, — Карла Валуа. Тот, честолюбивый и смелый, но лишенный политического чутья, согласился на роль, отведенную братом. В силу прав, полученных от жены, Екатерины де Куртене, он уже носил титул императора Константинопольского и мечтал объединить под своей властью обе монархии, восточную и западную, воссоздав древнюю державу цезарей.
Филипп Красивый и его брат считали, что у них на руках сильный козырь — привычка Папы покорно исполнять просьбы французского двора. При избрании каждого императора Папа играл важную роль, ибо в то время для восхождения на императорский престол недостаточно было голосования курфюрстов. В силу сакральных функций императора требовалось также, чтобы избранник получил папское одобрение.
Филипп Красивый и Карл Валуа начали свою избирательную кампанию сразу же, тогда как сторонники Генриха Люксембурга еще совещались. Чтобы привлечь на свою сторону князей Церкви, без участия которых добиться избрания своего кандидата было очень трудно, Филипп попросил Климента V ходатайствовать перед ними в пользу его брата. Оказалось, что король Франции, занятый в то время процессом тамплиеров, теперь более нуждается в Папе, чем Папа в короле. Климент V, ухватившись за возможность продемонстрировать независимость духовной власти от Филиппа Красивого, не спешил писать архиепископам письма в желательном для Капетинга духе. Он дождался, чтобы через три недели от короля поступили новые настоятельные просьбы отписать прелатам Кельна, Трира и Майнца. И даже тогда его письма оказались не слишком категоричными. Лишь племянник Папы Раймон де Го определенно просил архиепископа Кельнского способствовать избранию графа Валуа. Очень возможно, что приверженцы Генриха Люксембурга уже пытались воздействовать на Папу и что он испытывал большее расположение к этому благочестивому и не слишком сильному сеньору, отзывы о котором его всегда только радовали.
Филипп Красивый не ограничился давлением на Церковь. Чтобы убедить светских курфюрстов голосовать за своего брата, он отправил в Германию делегацию, снабдив ее большими суммами денег и позволив обещать пенсии из французской казны. Он лично писал одному из этих курфюрстов — тогдашнему королю Чехии Генриху Каринтийскому, рекомендуя ему кандидатуру брата.
На деле немецкие князья, дорожившие независимостью от императора и Франции, были мало расположены поставить над собой повелителя, способного обуздать их всех, — Карла Валуа, который бы опирался на королевскую власть Филиппа IV. Почти те же чувства испытывал Папа. Что касается австрийского кандидата, то у церковных курфюрстов он ассоциировался с недоброй памятью, которую оставило у них царствование его отца Альбрехта. А Генрих Люксембург выглядел кандидатом, не пугавшим никого: достаточно тесно связанный с французским королем, чтобы его избрание не вызвало резкого разрыва с последним, достаточно благочестивый и почтительный к церковным властям, чтобы могли не беспокоиться Папа и архиепископы, достаточно слабый, чтобы его не боялся ни один из курфюрстов, — он всем казался самым безопасным римским королем. В ходе переговоров между курфюрстами, происходивших в сентябре 1308 г., большинство приняло его сторону.