Если собранных денег едва хватало священнику и дьякону, то что уж говорить о других членах причта. Причетнику доставалась лишь четвертая часть от того, что получал священник, или половина от того, что получал дьякон. В силу этих обстоятельств, чтобы выжить, они вели точно такое же хозяйство, что и прихожане: пахали землю, косили сено, разводили скот, занимались огородничеством и садоводством. Но если крестьяне могли посвятить своему хозяйству все свое время, то священно- и церковнослужители не могли так поступать. Ведь нужно было совершать ежедневные службы в храме, крестить и отпевать, в любое время напутствовать умирающего, то есть постоянно совершать много такого, что не укладывалось ни в какие временные рамки и расписания, трудно согласовывалось с неотложными сельскохозяйственными работами. Отсюда вынужденное обращение к помощи крестьян для выполнения сельскохозяйственных работ, а вместо платы выставлять угощение и, по настоянию крестьян, обязательно с выпивкой.
Так жила и семья Сергиевых, удерживая за собой выделяемые ей земли, покосы, огород. Продолжателем священнического рода Сергиевых в селе Сура в первой половине XIX столетия был Илья Михайлович Сергиев (1808–1851). Не сохранилось ни портрета, ни описания внешности этого человека. Окончив в 1824 году Пинежское уездное духовное училище, он вернулся домой и стал приходским дьячком в Никольской церкви. В 1828 году Илья Сергиев обвенчался с дочерью дьячка того же прихода — Феодоре Власьевне Порохиной (1808–1871). В браке у них родилось шестеро детей: четыре мальчика и две девочки. Первенцем был младенец Иван (1829) — будущий Иоанн Кронштадтский. Двое детей — Никита (1831) и Василий (1834) умерли в младенчестве. Еще один сын — Иван-младший (1832) — умер от туберкулеза в 1850 году. Всего в живых остались Иван-старший, Анна (1836)[15] и Дарья (1839)[16].
Илья Михайлович был болезненным, не в силах ему было совладать со всеми работами по хозяйству, а потому постоянно просил помощи крестьян, расплачиваясь с ними чем придется. По существу, семья бедствовала.
Первенец — Иван, родившийся 19 октября 1829 года, был слабеньким, и родители, боясь, что он умрет без святого крещения, поспешили его окрестить. «За слабость здоровья крещен в доме своем священником Сергиевым; восприемники: Иван Кунников и священника Сергиева дочь Дарья» — такова подлинная запись, правда, была она без всяких знаков препинания, о рождении отца Иоанна в метрической книге[17]. Поскольку крещение пришлось на день памяти преподобного Иоанна Рыльского, новорожденному дали имя в честь преподобного. Ниже под записью о крещении имеется и другая запись: «В сем месяце записана чинена верна, в чем и подписуемся. Священник Михаил Сергиев. Диакон Иван Киприанов. Дьячек Илия Сергиев подписуюсь». Это первая и единственная подпись отца Вани Сергиева. Почерк красивый, каллиграфический, мягкий. Отсюда можно заключить, что раб Божий Илия по характеру своему был человек уравновешенный, аккуратный, спокойный, кроткий…
Мальчик был слаб здоровьем, часто болел, однажды едва не умер от оспы. Не раз приходилось подросшему Ивану видеть свою мать в слезах перед иконой Богоматери, молящуюся за его здоровье[18]. «Как велика была немощь моего младенчества! — читаем мы в дневнике Иоанна Кронштадтского. — Сколько слез пролито мною тогда, как бы в знак того, что и последующая жизнь моя будет также достоплачевна и исполнена слез и рыданий! Каких трудов стоило моей матери вскормить меня, возрастить меня! Сколько забот обо мне сокрушало сердца моих родителей? Буду ли я здоров? Как я буду учиться, доучусь ли до окончания курса? Чем я буду потом: буду ли я их помощником на старости или беспутным, неблагодарным сыном?»
Мать — Феодора Власьевна — была глубоко верующей, простой и строгой женщиной, всю жизнь прожившей в Суре[19]. До нас дошли ее фотопортреты — лицо очень русское, широкое, благообразное, выражает особую, свойственную русским северянам твердость. Современники отмечали ее «религиозность без уступок и колебаний, веру в Бога без сомнений».
На страницах дневника Иоанна Кронштадтского можно обнаружить немало теплых слов, сказанных им в адрес своей матери — как он писал: «Маминька, святыня моя». Так, в день ее смерти, 6 июля 1871 года, он записал: «В 7-м часу утра скончалась от холеры родительница моя Феодора Власьевна, на 63-м году от роду. Упокой, Господи, душу возлюбленной матери моей, рабы Твоей Феодоры, в селениях праведных. Где я встречу после матери такую нежную любовь, такую простоту, бережность, светлость, нелицемерность, такое смирение искреннее? Слова: здравствуй, дитятко, благослови, дитятко, — останутся у меня навсегда в памяти сердечной, все ея услуги безотговорочные, скорые. Видно, так Господу угодно было, чтобы я походил за ней во время смертельной болезни и похоронил ее, помолившись о упокоении души ее».