Иоанн Кронштадтский

19 ноября 1907 года Иоанн документально оформляет свои отношения с Союзом русского народа. Он подает в союз заявление следующего содержания: «Желая вступить в члены Союза русского народа, стремящегося к содействию (всеми законными средствами) правильному развитию начал Русской церковности, Русской государственности и Русского народного хозяйства, на основах Православия, Неограниченного Самодержавия и Русской Народности, — прошу, как единомышленника, зачислить и меня». На бланке под рубрикой «подпись лица рекомендовавшего» рукой самого Дубровина написано: «не требуется». Так Иоанн становится «полным» членом союза и получает членский билет за номером 200787[257]. Таким своим шагом он фактически вынудил и Синод реагировать на «желание» духовенства вступать в ряды Союза русского народа. В 1908 году Синод официально разрешил духовным лицам состоять в союзе и, как сообщала печать, более тридцати епископов, а также сотни и сотни приходских священников вошли в эту монархическую организацию. Позиции союза особенно сильны были в Москве, поскольку московский митрополит Владимир имел к нему тяготение, всячески его поддерживал и в частных беседах с разными лицами прямо рекомендовал им записываться в этот союз. Когда же ему возражали, что Синод — по крайней мере для учителей духовноучебных заведений — издал запрещение вступать в какие-либо партии, Владимир наивно отвечал: «Да разве Союз — партия?

Это — весь русский народ. Кто чувствует себя русским, тому естественно быть членом Союза русского народа»[258]. Имеющиеся данные об общей численности союза на этот период в различных работах указываются примерно одинаковые — более четырехсот тысяч человек.

В какой-то мере этот оформленный союз был и закономерным, и вынужденным. Годы 1905—1907-е подтвердили и публично выявили неразрывность самодержавия и Русской церкви. И вместе с тем они провели водораздел в обществе между сторонниками и противниками политико-религиозного статус-кво в России.

Здесь весьма уместно привести тонкие наблюдения В. М. Гессена по поводу общности и противоположности взглядов правительственных (реакционных) кругов и представителей прогрессивного движения. В своей чрезвычайно интересной, полезной и в наше время книге «На рубеже» он засвидетельствовал: «Различно оценивая общественные явления современной действительности, прогрессивное направление сходится с реакционным в одном: так жить, как мы теперь живем, невозможно! Разобщение между правительством и обществом достигло своего апогея. Не считаясь с насущными потребностями общественной жизни, бюрократия ведет свою собственную самодовлеющую политику, идущую вразрез с политическими требованиями русского общества. Общество ждет от государства культурно-просветительной деятельности, — бюрократия увлекается химерами колониальной политики. Общество жаждет мира, — бюрократия ведет войну. Общество требует широкого простора для общественной инициативы, — бюрократия насильственно втискивает жизнь в прокрустово ложе канцелярских шаблонов. Общество требует политической и личной свободы, — бюрократия строит свое господство на административном произволе. Общество требует социальных реформ, — бюрократия опутывает жизнь полицейским законодательством»[259].

Нельзя не согласиться с итоговыми выводами автора: реакционные и прогрессивные круги одинаково отрицательно относятся к современной политической реальности, одинаково сознают неизбежность коренной ее ломки, но на вопрос: в чем же должна заключаться реформа, дают диаметрально противоположные ответы. Реакционное направление видит спасение в политическом закрепощении русского народа, а отсюда всяческое усиление власти; прогрессивное движение заявляет радикальную программу политического освобождения русского народа[260].

Внутри православной церкви сформировалась и заявила о себе крайне правая часть епископата, приходского духовенства и мирян, пошедшая на союз и совместную политическую деятельность с крайне правым политическим крылом[261]. И именно только эта церковно-политическая реальность безоговорочно поддерживала Иоанна Кронштадтского, и сам он только у нее мог искать и надеяться получить поддержку. Других союзников, сторонников и защитников у Иоанна не было.

Революция лишила Иоанна ореола всеобщей любви и благожелательности. От него отшатнулись многие из тех, кто, казалось, еще так недавно почитал его, боготворил, искал его внимания и содействия. Укоризны сыпались на него со всех сторон: от политических партий, общественных движений, представителей интеллигенции, даже духовенства и рядовых верующих. Его обвиняли и осуждали за выступления против Льва Толстого[262], неприятие революционного движения, политиканство, поддержку самодержавия, окружение себя «недостойными людьми», разворовавшими значительную часть пожертвований паломников, распродажу особых, «освященных» им молитв, крестиков и других предметов. Левая печать не скупилась на разоблачительные материалы.