Иоанн Кронштадский

Госпожа Максимова удивилась такому предсказанию, потому что чувствовала себя прекрасно. Но сам фабрикант, почитая батюшку за прозорливца, послушался его и отвез свою дочь-идиотку в Успенский монастырь, сделав большой туда вклад. Когда он вернулся, то не застал в живых свою жену. Она перед смертью не болела, а умерла от разрыва сердца, успев только произнести: «Мне что-то воздуху не хватает».

Отец Иоанн очень любил кронштадтского городского голову Ф. С. Степанова, с которым случился удар, после чего он был десять лет разбит параличом и ничего не говорил, только на приветствие отца Иоанна всегда отвечал: «Слава Богу». В последний раз отец Иоанн приехал на Пасху и сказал: «Я потерял свой алмаз». Незадолго пред этим батюшка получил от Государя наперстный крест, посредине которого был большой бриллиант. Все подумали, что он говорит про этот бриллиант, но камень был на месте. Отец Иоанн стал обнимать Филиппа Степановича, прижимал его голову к своей груди, ласково трепал по щеке, потом сказал: «Ну что ж, на все воля Божия...» Через две недели старик умер. Только тогда близкие поняли слова отца Иоанна.

Известно много случаев, когда кронштадтский прозорливец предсказал священническую стезю мужчинам, не помышлявшим о таком поприще; тем не менее предсказание осуществлялось. Один из таких иереев, у которого к тому же отец Иоанн исцелил по телеграмме параличную мать, называл батюшку за все благодеяния его семье «вторым Николаем-чудотворцем». Этот иерей рассказал о чуде Иоанна Кронштадтского, о котором тот при своей жизни рассказывать не велел.

«В 1916 году меня пригласили причастить на дом одну болящую даму. Увидев на ее руке пространный шрам наискось верхней стороны кисти, я удивленно полюбопытствовал:

— Что это у вас было?

— Это дорогой батюшка Иоанн исцелил мою разрубленную руку.

— Да как же это вы...

— Да как... Однажды за два месяца до своей кончины в 1908 году он за ранней обедней объявил, что никого из кронштадтских причащать не будет, а только приезжих. Не знала я, как тяжко он болел перед смертью... Я собиралась ехать к себе на родину и с сильной досадой подумала: «А я все равно причащусь, и другой священник такой же, как и ты!» С этой мыслью Я пошла в морской собор и причастилась.

Придя домой, взяла полено и топор, чтобы приготовить щепок. Как махнула топором, так прямо и разрубила левую кисть очень глубоко. В больнице мне сказали, что разрублены жилы и завтра надо отрезать кисть, иначе будет заражение. Я почувствовала, что наказана за мысленный укор святого нашего батюшки, и, представьте, смирилась ,со своей ужасной потерей. Родные же мне посоветовали пойти в Андреевский собор и просить помолиться отца Иоанна.

Я долго не решалась, но все же на следующее утро пошла в храм с перевязанной рукой. Попросила старосту и полицмейстера провести меня к алтарю, но собор, как всегда, был полон и к батюшке не пробиться.

И вдруг раздается его голос:

— Пропустите сюда женщину с больной рукой.

А руки он и видеть не мог, потому что повязка была скрыта под ротондой.

Я вынула руку с повязкой, и толпа, как по взмаху волшебной палочки, раздвинулась передо мной, и я свободно прошла к амвону, с которого батюшка причащал народ.

Когда я подошла, он вынул из Чаши частицу и сказал:

— Ну, прими.

Я в трепете причастилась. Батюшка сразу же ушел в алтарь, думаю, он молился за меня.

Тут же из алтаря вышел псаломщик и сказал мне:

— Идите во двор к алтарной двери, батюшка вас благословит.

Я вышла и стала ждать батюшку. Когда он появился, то сразу схватил меня за руку, и так больно, что я вскрикнула.

— Что это у тебя? — спросил батюшка.

— Разрубила...

— Христос исцелит тебя.

Он взял в руки свой наперстный крест, перекрестил меня и сказал, указывая на Спасителя:

— Вот этот Христос, который за нас умер и воскрес, тебя исцелит. Иди и усни.

Я вернулась домой, легла и уснула. Меня разбудили в двенадцать часов дня, чтобы идти на отсечение кисти в больницу. Но я почувствовала, что никакой боли в руке нет. Когда же в больнице развязали повязку, то так и ахнули: «Да кто же это вам так сделал? Ведь рука-то будто месяц как зажила». Я и ответила правду: «Это дорогой батюшка наш исцелил». Восемь человек медицинского персонала соглашались подписать мою корреспонденцию в журнал, что явное чудо совершилось по молитвам отца Иоанна.

Я спросила батюшку, можно ли написать. Он ответил:

— Не надо»...

Можно до бесконечности рассказывать о случаях прозорливости кронштадтского пастыря, когда он одновременно и назидает, и увещевает, и утешает. Однако из всех этих историй напрашиваются два главных вывода. Отец Иоанн никогда не приписывал себезаслуги явных чудес, но только Богу. И еще. Каждому человеку давалось по вере его, а если чудеса происходили с неверующими или иноверцами, то все случалось к большей славе Господа, Который Един животворит. Об этом последний рассказ.