– Пришел к тебе спроситься. Мавра постельной была. Больно близкая к царевне – надо выбирать осторожно…
– Мало ли у царевича приписных сел и вотчин. Вели выбрать, только поглупее…
– А я так думал поумнее, да чтобы нам была преданна.
– А где такую возьмешь? Старую нельзя, княгиня рассердится, а молодая сейчас себе найдет между теремными покровителя и от нас отшатнется.
Вошел дурак и, размахивая своей дурацкой шапкой, стал прогуливаться по гридне.
– Ты зачем пожаловал? – спросил Патрикеев.
– Видишь, совсем стемнело, скоро петухи запоют, а ты еще не спишь! Положим, ты молодец, да я-то не лошадь: пора прилечь, а пока ты в гридне, мы торчим в переходах, то и дело щелчками ободряемся. Так прощай, боярин, покойной ночи!
– Твоя правда, дурак! Точно с дороги дальней вернулся я, совсем разломило. И после обеда спать не дали, к государю позвали. Ну так прощай, сынок, про сенную завтра перетолкуем…
– Милости просим, – сказал шут, низко кланяясь Косому и указывая на двери… Тот перекрестился, поклонился и ушел, рассуждая: «Нет, неспроста дурак тебя спать гонит!»
«Нет, – подумал Патрикеев, – ты приходил, Косой, не про сенную толковать. Другая приманка: попадешься».
– А где Василиса?
– Она в своей каморке сидит, с гостем…
– Гость уже здесь? Зови его ко мне в опочивальню.
Василиса привела гостя в опочивальню, сама вышла и заперла в образную двери; боярин слышал, как она заперла и вторую дверь в гридню, но не поверил, вышел в образную и тогда только успокоился.
– Ну, Мунд, тебя в этой одеже, чай, никто на Москве не признает, а все нельзя тебе тут оставаться. Что тебя это, глупого, укусило: на площадях, на рынках, где только народ ни соберется, кричишь во всю холопскую силу противу Москвы да противу Ивана! Дурень, дурень, тому ли я тебя учил?..
– Хорошо научил, так хорошо, что взяли дурака да кнутом и высекли. Язык хотели отрезать…
– А кто выручил тебя, неблагодарный!
– Да за что же я тебе и служу. Язык-то мне оставили, да кнут-то не свой брат. Я и давай Москву благодарить за угощенье тем языком, что по твоей боярской милости мне оставили.
– Дурень, дурень! Да разве я тебя выдал? Будто я знал, что Андрей Васильич своего боярина Образца не пожалеет. А тот на попятный двор, да на тебя и указал, а ты бы и сказал: «Я ни от кого не слыхал, будто государь брата Андрея в подвал засадить хочет, я про то никому не говорил да и говорить не мог». Тебя пугнули пыткой, ты от страха и растаял. Да ведь пытка в моих руках: похлопали бы мимо твоего тела, ты проревел бы на заказ, не сознался, и кончено. За Образца бы принялись; уж того бы пытали взаправду, сказал бы то, что надо. И то сказать, и кнутом-то тебя взыскали по-отечески.
– Уж точно «по-отечески». Рубцы на всю жизнь останутся…
– Ну, брат, это невзначай! Видно, болван зазевался. Да что, любезный, дело прошлое, не воротишь. Андрей Васильич уж как настаивал, чтобы тебе язык укоротить, да благо мой верх взял. И теперь тебя велено искать. Я сыщиков в Новгородскую волость направил. А все Андрей, покою из-за тебя никому не давал. Вот твой милостивец!
– Хороши все! Мудрость и ласка на языке, а в сердце змей сидит; горе вам, крамолой дышащая братия! Вы, я слышал, и закона отступились…
– Полно горланить. Все стоит по-прежнему, только покрышка другая. Язык твой погубит тебя, а я уж вступаться не стану.
– Ох, плоха на тебя надежда!
– Ну, не дурень ли ты, размысли сам? Не в моей ли власти кликнуть людей, махнуть рукой – ты без языка, махнуть другой – и ты без рук, кивнуть головой – ты на дне Москвы-реки, и за смерть твою мне скажут еще спасибо. Не я ли держал тебя в городовых на свой счет, да ты стал не то рассказывать, чему я тебя научил, и оттолкнул мою руку…
– Сущая правда, боярин, каюсь. Я не подумал – злоба увлекла и…
– Дело прошлое. Кипит дело новое. Любишь ли ты Андрея?
– Злодея моего! О, боярин, дай мне нож да случай.
– Тише, тише, мне показалось… или точно, крысы завелись…
Боярин осмотрел все углы, вышел в образную, в гридню – там дремала Василиса.
– Видно, крысы, – прошептал боярин и ушел в опочивальню.
Долго беседовал он с Мундом, Василиса все время дремала и проснулась только на зов боярина: «Проводи старика, Василиса!»
– Ну, прощай пока, а на Вологду я тебе дам проводников надежных…
«На Вологду! – подумала Василиса и мысленно повторяла, как будто затверживая: – На Вологду, на Вологду».
III. Начало испытаний
Азбука – наука, робяткам бука.