– Иоанн теперь к Пяти Костелам бежал. Пусть и этот за ним поспешает. А там Баторий примет! И доведет, разумеется, куда следует… Здесь я властвую! – И со смехом, в котором слышалось злобное торжество, Беатрикса дала знак рукою, чтоб вывели Холмского.
По выезде из замка князя Васю окружили три десятка секлеров и почти неволею повезли к епископу раабскому Бакачу, от лица королевы заведовавшему полицейским управлением в Буде. Там их партия в последние дни усилилась.
Бакач, похаживая по своей роскошной спальне, полуодетый, высказался еще беззастенчивее:
– За удалением герцога Иоанна, которому венгры не хотят отдаться, посол московский должен немедленно выехать не только из столицы, но даже из пределов Венгрии!
– Так я поеду к Пяти Костелам?
– Туда никто не пустит тебя. Спасибо, что сказал! Отправим на границу с провожатым. Можешь к себе заехать: собрать пожитки и быть готовым к рассвету… ехать!
– Вы не можете посла иностранного государя высылать без государственного сейма.
– Коли силу имеем – и вышлем! Что еще толковать с хизматиком, – отозвался он величественно, по-латински.
– Я не поеду!
– Повезут!
– Принесу жалобу сейму!
– Когда он будет собран… можешь. А теперь – вышлем!
И повернулся спиной.
В бешенстве приехал к себе Холмский. Двор их – уже окружен стражею. Видеть деспота и Зою – нельзя. Никто не хочет ничего слушать. На лицах стражников явное озлобление. Пришлось покориться необходимости.
К свету донесение государю обо всем было готово; распоряжения – как и куда следовать дьяку с казною – сделаны. Вася в сопровождении Алмаза да и еще троих из своих отроков оставил посольский дом и Буду, под конвоем вывезенный на краковский тракт к Грану. В Кременце, когда остановились наши проезжие кормить лошадей, маршалок князя Очатовского, приезжавший за княжною, подал Васе письмо своего господина с приглашением почтить его дом посещением. Шестеро челядинцев при маршалке вели дюжину заводских лошадей в дорогом уборе, с серебряною сбруею (и с подковами даже их того же металла).
От такого обязательного предложения, находясь в пути уже, да не зная, куда и направиться, Вася не видит нужды отказываться. Он дает вести себя посланцу.
Вот мы встречаем их уже на третий день путешествия, не входившего недавно еще в соображение. Проезжают путники по картинной местности, где возвышения поросли частым липняком, яркая зелень которого так заманчиво манит под листву свою утружденных зноем путников, хотя солнце и не высоко еще…
Путь лежит по самой населенной части земель короны польской, где ночлеги довольно удобные, дороги сносны, а бодрые иноходцы бегут довольно бойко. Так что на третий день пути седоватый маршалок довел до сведения его мосци, князя Холумского, что они уже въезжают во владения его милостивого пана – князя.
Было около полудня, когда из-за молодого липняка, раскинувшегося по скату пологого невысокого кряжа, блеснули звезды костельных шпицев, а из-за них выглянул с гербовою хоронгвою и палац княжеский.
Предстояло затем спускаться в обширную котловину болотистого луга да за плотиною взять немного влево. Путь был неширок и шел волнистою дугою, изгибаясь между невысокими холмами, служившими гранями пашен и конопляников. Стали попадаться верховые шляхтичи и неуклюжие телеги деревенской работы, в которых то и дело мелькали паны с паньями, разряженные в яркоцветные праздничные кунтуши. Ясно было, что у их мосци князя Очатовского готовился банкет на славу.