Иоанн Дамаскин

Каменные глазницы истуканов уже злобно наблюдают за юношей. Иоанн поворачивается, чтобы уйти с этой проклятой площади, но Зевс на колеснице преграждает ему путь. Тогда Иоанн и смятении пятится назад и натыкается на изваяние лежащего Геракла, тот встает и начинает преследовать его. Ужас охватывает юношу, и он бежит к виднеющемуся вдали храму, надеясь спастись под его святыми сводами. Наконец-то он в храме. Иоанн оглядывается в поиске святых икон, но их здесь нет. Храм совершенно пуст. Вот уже раздаются гулкие шаги Геракла, и Иоанн понимает, что ему никуда не уйти от этого бездушного каменного истукана. Темная глыба неотвратимо надвигается на него, заслоняя собой свет. Тут Иоанн замечает в стене небольшую щель. Он протискивается в нее и бежит не то по каменному коридору, не то по узкой улице города. И хотя он уже избавился от преследования Геракла, но его все равно не оставляет ужас присутствия рядом кого-то невидимого. Гонимый страхом, он бежит дальше и дальше, надеясь найти выход, но все тщетно. Он словно блуждает по какому-то нескончаемому лабиринту. По дороге Иоанн иногда замечает людей, но не подходит к ним, потому что имеет ясное представление: они не придут ему на помощь, он здесь один. «Да и вообще, люди ли это? — содрогается от своей догадки юноша. — Это же мертвецы, это только тени людей. Где я?» Наконец его осеняет еще одна ужасная догадка: он в царстве мертвых. Можно бесконечно идти по этому подземному лабиринту — все напрасно, в этом подземелье нет выхода. Здесь вечная смерть. Это место, где умирает сама надежда. Здесь возможен лишь переход от одного ужаса к другому, еще более жуткому. Иногда до его сознания доходит мысль, что это только сон. Легче от этой догадки не становится, потому что вместе с ней приходит понимание: если он не найдет выхода из этого лабиринта, то уже никогда не проснется. «Владыко Человеколюбче, — взмолился в отчаянии юноша, — неужели мне одр сей гроб будет? Или еще окаянную мою душу просветишь днем? Это гроб предо мною лежит, это смерть предо мною стоит. Суда Твоего, Господи, боюсь и мук бесконечных... Знаю, Господи, что я недостоин человеколюбия Твоего, но достоин лишь осуждения и смерти. Но, Господи, или хочу, или не хочу, спаси меня. Если праведника спасешь или чистого помилуешь, что же в этом удивительного, они и так достойны Твоей милости. Но на мне, грешном, прояви милость Твою; и на мне яви человеколюбие Твое, да не одолеет моя злоба Твою неизреченную благость и милосердие». Во время молитвы его ум осеняет спасительная мысль: «Если здесь нет выхода, то непременно есть вход, через который я, гонимый страхом перед истуканом, проник в это царство мрака». Иоанн нащупывает на своей груди нательный крестик и сжимает его в ладони. По руке идет блаженное тепло. Это тепло наполняет сердце и душу. Теперь уже не так страшна эта каменная громадина, которая наверняка стоит у входа. Иоанн направляется в сторону «страха», читая молитву: «Да воскреснет Бог, и расточатся враги Его...» Вот она, та самая щель, за которой сопит и рыкает чудовище. Иоанн с отчаянной решимостью протискивается в нее и осеняет истукана крестным знамением. Раздается ужасный рев, и великан рассыпается грудой камней. Иоанн тут же проснулся.

Сердце отчаянно бьется в груди, на лбу выступили крупные капли пота. Он встает с постели и подходит к окну. Яркие звезды равнодушно мерцают в предрассветном небе Византии. Все, все здесь чужое, и это небо, и этот огромный город с его шумными улицами и пестрой людской толпой. Чувство тоскливого одиночества наваливается на душу Иоанна. Ему вдруг страстно хочется вернуться домой. Да закончится ли когда-нибудь эта ночь или она будет длиться вечно? Иоанн отворачивается от окна и идет к иконе. Строгий лик Христа взирает на него с упреком: «Иоанн, разве ты не знаешь, что Я всегда с тобой? — говорит этот взгляд. — Или не ведаешь того, что уныние — смертный грех?» Устыдившись своего малодушия, Иоанн шепчет: «Прости меня, Господи, грешного, нерадивого и унылого раба твоего». Затем он встает перед иконой на колени и начинает молиться.

Наступил рассвет, сердечная молитва развеяла страхи и сомнения в душе, как утренний ветерок развеивает едкий дым ночного костра. Сошедшее на душу умиротворение ярким пламенем зажгло в ней уверенность: миссию, возложенную на него отцом, он выполнит, потому что Сам Господь и этом деле будет помощником и покровителем.

А молитву, родившуюся в минуты отчаяния из глубины его смятенной души, он стал повторять с тех пор каждый вечер перед сном.

ГЛАВА 4

1