– Хорошо, – кивнул я, теряясь в догадках, о каких уведомлениях идет речь. – Пойдем, раз ждет.
Пока шагали по перрону, я постоянно крутил смарт, убеждаясь, что от меня все это время прятался другой мир – мир, где существовала практически полная копия города, вместе с его жителями, транспортом, домами и погодой, и я мог, при желании, взаимодействовать почти с любым элементом. Даже мусорные бачки у края перрона готовы были сообщить степень их заполнения, время очистки, тип отходов и контакты коммунальной службы. Даже к торговому автомату с мороженым не было нужды подходить – на выходе из вокзала дорогу заступил цветастый робот, вручивший мне случайно заказанное эскимо, чем в очередной раз, по-видимому, развеселил моих сопровождающих.
Машина оказалась небольшим микроавтобусом. Младший тут же забрался за руль, а мы с Васильевым уютно откинулись в комфортных креслах салона. Я посмотрел на оперов вооруженным взглядом, выяснил, что младшего звали Богданом, а старшего Игорем. Смарт теперь прочно прилип к моей руке – любой вопрос, любой ответ, а также сервис, услуга, связь и прочее. Машина тронулась почти сразу – я не заметил, чтобы Богдан вставлял куда-нибудь ключ или вообще трогал какие-то кнопки – просто сел и начал выруливать с переполненной парковки. Двигался автомобиль почти бесшумно, и я был уверен, что он электрический, пока на общей дороге, где водитель сразу же бросил руль и, ничуть не смущаясь, развернулся вместе с креслом к нам, под капотом не раздалось негромкое, еле заметное гудение.
– Чего гудит? – небрежно поинтересовался я.
– Старенький роторник. Что вы хотите? Машине уже лет десять! Она еще тридцатых годов, поди!
– Ага. Ясно, – соврал я, решив отложить эту тему.
Тем более что посмотреть было на что. Москва! Я, вообще-то, вырос здесь. Это мой город! Странно, но, вглядываясь в изменившийся мегаполис, чувствовал, что начинаю успокаиваться. Вряд ли тот же Богдан знает, что это за невзрачное здание на углу, а вот я, пожалуй, мог бы многое рассказать о нем – на всю жизнь запомнил чебуреки, которые когда-то, давно даже по моим меркам, там продавались и за которыми мы, студенты, частенько бегали. Или вот эти ворота – теперь модерновые, по виду стеклянные, а мне приходилось гонять туда, в затерявшийся в глубине автосервис, свою первую колымагу, тогда, когда они еще были настоящими – грохочущими крашеным железом. Я чувствовал, что моя Москва приветствует меня, знакомыми окнами выглядывая из-под налета будущего, как если бы ждала все эти годы, не сдаваясь строителям. Город, конечно, сильно изменился, но я по-прежнему без труда ориентировался. Поэтому легко сообразил, куда меня привезли, – проспект Мира, какое-то бывшее здание одного из московских министерств, теперь перестроенное снаружи, но все равно узнаваемое.
Запарковались. Вошли через главный вход. Просторный полупустой холл. Я удивленно вытаращился на настоящего живого охранника в форме, кивнувшего моим сопровождающим. Васильев, заметив мой взгляд, хмыкнул и гордо мотнул головой:
– А то!
Лифт, без единой кнопки внутри, поднял меня в сопровождении одного только старшего опера на четвертый этаж – Богдан умчался куда-то прочь, едва мы переступили порог здания. Унылый коридор – я помнил сотни его близняшек – привел к очередной двери. Васильев постучал, вошли. Просторный кабинет, в нем двое – один пожилой, с отчетливой сединой на висках грузный мужчина, очевидно, хозяин, сидел за столом в стиле хай-тек у глухой стены и устало разглядывал нас. Второй – молодой еще парень, подскочивший при нашем появлении, пожал руку оперу, с интересом косясь в мою сторону, потом развернулся ко мне, предложил:
– Присаживайтесь, Илья. Ничего, что я без отчества?
– Ничего, я привык.
Я сел на удобный стул напротив одинокого стола, посмотрел на пожилого – тот молчал, глядя на меня как на диковину. Из-за спины раздался голос Васильева:
– Он без модуля.
Обитатели кабинета одновременно уставились на него. Тот добавил:
– Вообще без ничего. Какой-то одноразовый смарт, типа тех, что были в тридцатых, – и все. Так что по старинке – он вас, господа, не видит. – И уже другим тоном, очевидно, обращаясь к пожилому: – Иван Саныч, может, я побегу? У меня Стромынка горит.
– Давай, Гош, – проскрипел хозяин кабинета и кивнул.
Его голос был сиплый и скрипучий, как у старого курильщика, но табаком в кабинете не пахло, да и признаков того, что кто-то еще в этом городе помнит забытую привычку, я пока не видел.