– Я понял, – кивнул император, – что мнение у вас, Николай Иванович, и у вас, Александр Васильевич и Нина Викторовна, совпали. А по поводу того, что ситуация стала критической… Так что даровано одним императором, может быть отменено другим. Дело лишь в тактике. Ведь для преобразования Великого княжества в одну обычную губернию или, что будет лучше, несколько мелких, нужен повод, и достаточно весомый. Хотя бы внешне мы должны соблюсти приличия. Мы не должны выглядеть кровавыми тиранами, душащими бедную и несчастную Финляндию. Нам этого совсем не нужно.
– Повод будет, – кивнула Антонова, взглянув на императора, – в нашем прошлом, всего через пятьдесят дней, уважаемый Николай Иванович, – тут Нина Викторовна выразительно посмотрела на генерала Бобрикова, – был смертельно ранен в Гельсингфорсе в здании сената неким Эйгеном Шауманом чиновником министерства просвещения, сыном отставного финского сенатора. История уже стала меняться, но деятельность Николая Ивановича на своем посту вызвали звериную злобу финских националистов. И они пренепременно совершат покушение на генерал-губернатора Финляндии. Но до летального исхода дело доводить не стоит. Мы полагаем, что надо принять все необходимые меры для обеспечения личной безопасности Николая Ивановича. Но сам факт покушения на генерал-губернатора даст законный повод государю приступить к ликвидации финского нарыва.
– Именно так, – сказал Михаил, – только, пожалуйста, не рискуйте жизнью Николая Ивановича. Поскольку мы уверены, что генерал-губернатор Бобриков не испугается и не подаст в отставку, мы просим Александра Васильевича принять все меры для того, чтобы все закончилось благополучно. Николай Иванович верный сын нашего Отечества, опытный политик, и мы не хотим, чтобы с ним что-нибудь случилось.
– Ваше императорское величество, – вздернул голову Бобриков, – я с младых ногтей ношу военную форму, побывал на войне, и меня не запугать каким-то там нигилистам. И я в отставку не подам.
Тамбовцев сделал пометку у себя в блокноте.
– Государь, – сказал он, – мы выделим для охраны Николая Ивановича специально обученных людей и передадим генералу бронежилет скрытого ношения.
– Ну, зачем все эти хлопоты, – смущенно пробормотал Бобриков, – не стоит беспокоиться…
Глава ГУГБ посмотрел на сидящего напротив него Бобрикова.
– Николай Иванович, я прошу вас – слушайтесь наших людей и не рискуйте напрасно. Вы человек военный, и поэтому должны выполнять все распоряжение самодержца. Ну, а если покушение все же состоится, то мы объявим всем, что врачи отчаянно борются за вашу жизнь, а присутствующий здесь государь издаст указ о приостановлении действия законодательства Великого княжества Финляндского. А потом пришлет в Финляндию решительного человека с диктаторскими полномочиями, который и сделает за вас всю грязную работу. Будет введена смертная казнь, которая в Великом княжестве Финляндском вообще отсутствовала, и смутьяны, поднявшие руку на государственных чиновников и представителей власти, получат то, что они заслужили. Ну, а менее опасные мятежники по приговору суда – русского суда, а не местного, вегетарианского – загремят в глухие заполярные поселки их дальних родичей-самоедов. Вы же, Николай Иванович, все это время будете лежать в постели у себя дома, «залечивая раны, нанесенные вам злодеем-террористом».
– Неплохо придумано, – сказал император. – Вы, Александр Васильевич, к завтрашнему дню вместе с Ниной Викторовной подготовьте мне детальный план описанной вами операции. И выясните, нет ли в этом деле шведского следа. А вы, Николай Иванович, в течение трех дней, которые вы проведете в Петербурге, составьте мне подробный доклад на тему превращения Великого княжества Финляндского и обычную российскую губернию. А теперь я вынужден попрощаться с вами. Мне пора во дворец.
Утром почтальон принес вдове действительного статского советника письмо от ее сына. Только на этот раз она получила его не из Женевы, где он проживал в эмиграции со своей супругой Наденькой, а из самого Петербурга.
«Неужели его арестовали и тайно переправили в Россию», – подумала было Мария Александровна, взглянув на конверт. Но там обратным адресом значилось не тюрьма «Кресты», а почему-то Аничков дворец, который, как хорошо было известно Марии Александровне, был одной из резиденций российских монархов.
А несколько фотографических карточек, вложенных в почтовый конверт, окончательно добили госпожу Ульянову. На ней был изображен ее Володенька, но не в арестантском халате, а в костюме-тройке, с накрахмаленной манишкой и галстуком. На одной из фотографий он стоял с такой же нарядно одетой Надеждой, на другой – рядом с каким-то бравым военным с орденом Георгия на груди, на третьей – с молодым мужчиной явно кавказской наружности, а на четвертой…