Иные земли

– Сокол играет без правил. Ее люди могли наплести что угодно. Саша могла думать, что Тоше гарантирована безопасность… например. Но, согласись, Кая… У нее были причины уйти. У них обоих. Судя по тому, что ты рассказывала. Саша ненавидела тебя. Ты сама говорила, что во время последнего контакта она выглядела очень расстроенной.

– Да, потому что я видела что-то полезное, а она ничего.

– Это ты так думаешь. – Шоу достала из кармана трубочку и вслед за остальными свернула за угол, туда, где снега наконец стало меньше и они перестали проваливаться при каждом шаге. – Но я поразмыслила об этом, и… Что, если она расстроилась не потому, что ничего не увидела, а как раз потому, что увидела что-то? Что, если она увидела нечто такое, после чего у нее не осталось причин задерживаться здесь?

– Замолчи. – Собственный голос был чужим, холодным. – Не надо.

– Я не имею в виду, что она обязательно видела его смерть, – сказала Шоу, и по ее тону Кая поняла: именно это она и имеет в виду. – Но… она могла увидеть что угодно. Она могла понять все по-своему. Они общались с Шиповником, и она настроила его против тебя. Возможно, он винит тебя в смерти Марты…

– Он даже толком не знал Марту, – прошептала Кая, – она сама мне говорила.

– Она могла ошибаться, – мягко сказала Шоу. Она даже не запыхалась, а вот Кая чувствовала, что каждый вздох дается с трудом, – но, возможно, дело было вовсе не в разговоре на ходу. – Бывает, люди не решаются даже заговорить друг с другом, пока не становится слишком поздно. Он и без того слаб – по нему это видно… А смерть любимой девушки и потеря дома могли окончательно лишить его здравого смысла. Он и так долго держался. Холод, голод… Это тяжело.

– Всем тяжело!

– Но не все знают, каково выживать за пределами Красного города.

Кая помолчала. Они приблизились к дальней части поселка. Старые сараи и несколько домов здесь почти не затронул пожар – во дворах она с облегчением увидела людей.

– В дальних сараях разместили скот? – прогрохотал Пом, и Стерх горько усмехнулась:

– Скот мы потеряли, как и большую часть припасов. От кур остались одни угольки. Нет, там люди. Нам нужно уходить отсюда, и как можно скорее… Так что ваши новости очень кстати.

Кая не слушала. Обогнув Стерх и Пома, она ускорила шаг, увидев среди людей, которые чинили покосившуюся стену сарая, одного из ученых. Имени его она не помнила.

– О, ты вернулась, – сказал он устало, но приветливо. Возможно, он тоже не помнил, как ее зовут.

– Да. Остальные целы? Павел? Анле?

Тот как-то неохотно кивнул:

– Целы. Пришлось поселить ее с нами, места, как видишь, стало не много. Твой друг тоже у нас. Пока тебя не было, кудрявая девчонка сбежала, и он остался единственным контактером. Но, толку пока не много.

– Тоша, – прошептала Кая. – Значит, он правда в порядке.

– Да. Тебе туда, если хочешь всех увидеть.

Ученые разместились в уцелевшем сарае, и, войдя туда, Кая невольно задержала дыхание. Пахло немытым телом, копотью и сыростью. Переносные печки в углу еле тлели – огня явно не хватало, чтобы прогреть клетушку, сделанную из плохо пригнанных друг к другу досок. Едкий дым стлался по полу – отводные трубы работали не слишком хорошо. Поверх земляного пола навалили горы елового лапника, но кое-где сквозь него проступала хлюпающая грязь. На двухэтажных нарах и стащенных сюда уцелевших кроватях сейчас не было никого – только Анле, сидевшая совсем рядом со входом, безразличная к неудобству и холоду. Постукивая пальцами по коленям, она тянула что-то тихое и протяжное, прикрыв глаза, как сытая довольная кошка. Кае пришлось потянуть ее за край одежды, чтобы пробраться внутрь клетушки из маленького тесного предбанника, – Анле открыла глаза. А потом улыбнулась, как будто была ей очень рада.

– Кая, – очень четко и внятно произнесла она. – Привет. Ты дома. Дома.

– Хуже дома, чем этот, у меня пока не было, – пробормотала Кая, перешагивая через ее вытянутые в проход ноги, – но все равно спасибо.

– Кая! – Это был Тоша, Тоша был здесь, его поместили как можно ближе к печкам и так хорошо укутали, что с порога его совсем не было видно. Из груды ватников, шалей и каких-то полуистлевших курток, пылившихся в поселке, должно быть, с прежних времен, торчали только его щеки и нос – теперь на них совсем не осталось привычного румянца.

– Тоша. – Она опустилась на колени, нашла в ворохе тряпья его ладонь, крепко сжала. – Ты как?

– Просто чудесно, – сказал он и слабо улыбнулся. – А что, разве не видно?

– Они о тебе заботятся?

– Ну да. Лазарет теперь такой маленький… Мне, ну, вроде как неудобно стало там место занимать. Я же не лечусь.

– Ты еще можешь вылечиться. – Это были глупые, жалкие, лживые слова, и она пожалела о том, что произнесла их, сразу после того, как они слетели с губ.

– Да брось, Кая. – Тоша покачал головой. – Лучше расскажи, какие новости. Я рад, что ты вернулась. С этой, – он понизил голос и качнул головой в сторону Анле, – не шибко-то весело… И книг у меня не осталось. Все сгорели.

Глупо было грустить из-за книг, когда гибли люди, – но ей все равно стало больно.