– Просто в какой-то момент я понял, что не могу больше это терпеть. Он издевался надо мной реже, чем в детстве, – знал, что я могу дать отпор, играл в игру «мы теперь на равных», но время от времени все равно срывался. Мне до смерти надоело наблюдать, как он гробит все то, что мы могли бы сделать. Как он отпугивает людей. Как разрушает все, что просто так попадает ему в руки. И я не мог больше позволять ему… Я делал все так, как он учил, и через какое-то время склонил на свою сторону многих – особенно молодых. С какого-то момента все его промахи были мне на руку. Об этом не говорили – но я знал, что многие хотели бы, чтобы я занял его место. Нужен был просто толчок. Все, что было у него под контролем, рухнуло бы как карточный домик. Он был слишком уверен в себе. И во мне. – Ган снова невесело улыбнулся. – Уверен, что хочешь услышать конец истории? Глупый вопрос. Конечно, хочешь. Все любят страшные сказки.
– Не надо, – поспешно сказал Артем. – Правда. Не надо. Я и так понял… И, ну… это твое дело. И… прости.
Он поспешно принял у Гана из рук бутыль, в которой оставалось теперь сильно меньше половины.
– Мне не нужны твои извинения, Артем. Раз ты спросил – тебе придется меня дослушать. Я мог бы попробовать подставить его… Заманить в ловушку. Не рисковать. Но я хотел убить его сам. Сделать это один. Хотел, чтобы ему было больно и страшно, чтобы он умолял меня о пощаде.
Пламя утихло, и Ган тоже заговорил тише, бессильно уронив руки на колени.
– То, что между нами случилось, не назовешь боем чести, о котором менестрели славного Аганского княжества могли бы сложить высокие песни. Мы с ним были вдвоем. Я спровоцировал его, а с тех пор, как я стал взрослым, он никогда не наказывал меня при посторонних. Место было безлюдное. За несколько недель до этого я начал распускать слухи о том, что Север и я ведем переговоры с группой чужаков, которые хотят к нам присоединиться.
Ган вдруг заметил, что руки у Артема дрожат. Что ж, он всегда был хорошим рассказчиком.
– Не кори себя. Рано или поздно для любой истории наступает момент, когда она должна быть рассказана… И тогда остановить ее на середине уже невозможно. – Ган снова протянул руки к огню, обжигая пальцы. – Он чуть меня не убил. Он всегда был очень, очень силен… И даже то, что я бросился на него со спины, – и то, что он не был готов, не дало мне большого преимущества. Мы были на втором этаже дома – развалюхи в лесу. Если бы пол не прогнил… думаю, это я мог остаться там, а не он. Но мне было уже плевать. Я хотел, чтобы его не было. Хотел никогда больше его не видеть. Хотел освободиться.
Его голос изменился – стал каким-то хриплым, и глаза защипало – должно быть, от жара костра.
– Он хорошо учил меня. Он был сильным – но и я тоже. Умел сражаться – но и я тоже. Он был ранен – и я тоже. В какой-то момент я ударил его ножом в лицо – наискосок, и кровь залила ему глаза. Он потерял равновесие… А потом не выдержали доски пола, и он провалился вниз. Думаю, он что-то сломал. Некоторое время я слышал, как он стонет – сначала громко. Он звал меня. Меня. Потом все тише и тише. И звуки стали такие… как будто что-то булькало у него внутри. Это было ужасно. То есть… я, конечно, убивал и до этого. Врагов. В бою. Тогда я знал, что иначе нельзя. Но… так… это было со мной впервые. Я просто сидел там, перевязывал раны, смотрел в окно, пока все не стихло. Только тогда я решился заглянуть в пролом. Он был там, почти целиком выбрался из-под обломков. Он был весь в крови… Нога и рука вывернуты… И он не дышал. Я точно видел: он не дышал. Конечно, мне нужно было проверить. – Этого он до сих пор не мог себе простить. – Я должен был спуститься. Всадить в него нож. Но… не стал. Он успел хорошо меня потрепать… Я потерял много крови и боялся, что, если спущусь вниз, наверх уже не выберусь. Выход на первом этаже был завален. Я провел там почти всю ночь. За окном выли лесные псы, и мне было так… так плохо от того, что его больше нет. От того, что я убил его. Я не могу это объяснить. Не могу этого понять… до сих пор. Как не могу объяснить – и не могу понять, – зачем он делал со мной то, что делал. Когда наступил рассвет, я снова посмотрел на него. Он не шевелился. Он был мертв. Я был в этом уверен – и не стал спускаться.
Они оба молчали – ничто не нарушало тишину, кроме потрескивания костра и плеска воды.
– Вот так. Я вернулся домой. Рассказал, как все было. О том, как Север спровоцировал чужаков недоверием – и они напали на нас. Все поверили… А некоторые сделали вид, что поверили. Вета вот не усомнилась. Она слишком любила меня, чтобы по-настоящему хорошо знать. К тому же ей повезло… Она видела не так много жестокости. А Тоша сразу понял. Я знаю. Я послал группу, чтобы забрать его тело, – но они его не нашли. Сказали, в доме были следы нечисти, и я решил, что его сожрали лесные псы. Меня подлатали… и началась моя игра. Я ответил на твой вопрос, Артем. Надеюсь, ты доволен.
Артем молчал.
– Не говори ничего, – посоветовал Ган. – Я вот доволен. Мне стало… легче. Хотя по мне, может, и не скажешь.