Инвиктус

— Рискованно… — Элиот моргнула. — Это всего лишь может получиться. Я хочу сказать, слишком много предположений. Что именно рождение Фара — отклонение. Что время, в которое мы должны вернуться, не попадает под действие Угасания. Плюс, откуда мы знаем, не перейдет ли контрсигнатура в этот новый мир?

— Мы не знаем. — Грэм скрестил руки на груди. Возбуждение бурлило у него под кожей, пульсировало в жилах. — Но если мы потерпим неудачу, все так и так улетит в бездну. А если преуспеем, нас ждет возрождение надежд и новая жизнь.

— Я голосую за спасательную вылазку, — подала голос Имоджен. — Что мы теряем?

— Себя. — Прия посмотрела на всех по очереди, остановив взгляд на Фаре. Комната покачнулась. — Возможно, мы останемся жить в этом новом мире, но будем не теми, кто мы есть сейчас. Эта жизнь на «Инвиктусе», все, через что мы вместе прошли…

Вновь молчание, еще один полет мыслей. Этот более конечный: 7 мая 2371 года, рассвет — туманный, как и все прочие, — когда они, четверо, стояли у штурвала безымянного корабля, восторгаясь безупречными голографическими экранами, обеспечивающими невидимость, и своим отражением в них — превосходная, блестящая команда. Их самая первая миссия в Португалию восемнадцатого века в тот же день, за бутылкой портвейна в коллекцию Лакса. С того момента их жизнь была чередой исторических вылазок за очередным трофеем: изумруд «Кошачий глаз», полотна Климта, яйца Фаберже… За каждым сокровищем — приключение; за каждым приключением — мешанина из слез и смеха, поцелуев и ссор. А за всем этим?

Семья.

— Теми, кто мы сейчас, мы не можем остаться. — Имоджен указала на меловую стену с разноцветными каракулями Фара. — Много ли из этих записей наших вылазок ты могла бы переписать? А сколько мы бы не сохранили, никогда не узнав об этом? И сколько еще до того, когда мы даже не будем знать друг друга? Лично я за полную перезагрузку системы. По мне, так лучше уж рискнуть и — будь что будет.

— Я тоже, — сказала Элиот. — Если это послужит хоть каким-то утешением, «Инвиктуса» не было, пока я не появилась на сцене.

Думать об этом было как-то странно. Фар подошел к создательнице его мира, девушке на голову ниже его самого. Пробора у нее не было, а запястья в наручниках казались тоньше, чем были на самом деле.

— Скажи мне, почему ты до сих пор не телепортировалась?

— Один не на шутку разозленный мальчишка как-то сказал мне, что доверие выстраивается. — А! Вот она снова, эта ее мимолетная дерзкая ухмылка. — Думаю, я положила не один кирпич после того, как попыталась убить тебя.

— Да, ну что ж… на твоем месте я бы тоже меня пристрелил.

— На моем месте? Ха. Мило. — Ее смех прозвучал так, словно отразился от латуни.

Фар не рассмеялся в ответ, потому что говорил совершенно серьезно. Столько гнева, столько страха растрачено на эту девушку, и из-за чего? Ее разрушенная жизнь — его вина.

— Я ужасно сожалею, Элиот. О твоей маме, твоей кузине, твоем детстве. Мне жаль, что оно потеряно. — На подбородке у Элиот появилась ямочка. — В этой команде есть для тебя место, если хочешь, — продолжал он. — Знаю, долго это не продлится. В ближайшее время нам предстоит прыжок, и мне понадобится любая помощь на борту, чтобы создать эту поворотную точку…

Воздух перед ним замерцал, и Фар снова вспомнил уличных фокусников. Элиот исчезла вся и сразу, вместе со столой и всем остальным. Пустые наручники остались висеть на трубе, слегка раскачиваясь взад-вперед. Движение воздуха всколыхнуло развешенную одежду — и желтое платье среди прочего.

— Она… — Грэм заморгал. — Она только что сделала нам ручкой?

Фар уставился на бледно-желтое платье, покачивающееся в своем призрачном вальсе.

Все исчезало перед ним. Все…

Он оглянулся на тахту, где Прия не отрывала глаз от помятого путеводителя, рассеянно водя пальцем по буквам. Ее стрижка выглядела чересчур радикальной с этого угла: короткой и длинной, как два ее образа, слепленных воедино.

— Смотрите! — Имоджен указала пальцем на консоль, где из-за проволочно-матерчатого Бартлби выступила Элиот.

— Давайте начнем заново. — Девушка вновь появилась в общей комнате, растирая посиневшие запястья. — Новая миссия, новый мир. И нам придется поторопиться, если мы хотим одолеть Угасание.

— Насколько поторопиться? — Фар почувствовал себя лучше, возвращаясь к роли капитана. Бороться за будущее, пусть и альтернативное, предпочтительнее, чем ждать забвения. — О каком временном отрезке мы говорим? Дни? Недели?

— По моим лучшим подсчетам — первое. — Элиот схватила вилку и проковыряла V-образную дыру в верхней половине десерта. — Представьте мультигалактику как тирамису. Каждый слой — мир. Моя вселенная — верхний слой. Тот, что ниже, — мир объекта «Один», и так далее. Эта вселенная, с временем Фара на дне, по большей части нетронута. Но распространение Угасания, — она зачерпнула на этот раз побольше, царапнув по дну кастрюли, — экспоненциально. Чем дольше мы медлим, тем быстрее оно распространяется.

— Вера не оборудована никакой топографической системой? — спросил Грэм.

Элиот покачала головой.