Инвиктус

Чип содержал материалы, отснятые почти за год, но безвременье Решетки позволило им просмотреть все за один присест. Год. Минута. Месяц. Жизнь. Семь бесконечных жизней прошли перед их глазами; в системе осталось всего одно воспоминание. Оно начинается с того, что Имоджен смотрит в затянутое гарью небо.

— Пожар уже начался.

— Мы опоздали? — спрашивает прежний Фар.

— Достаточно, — вмешался Фар сегодняшний. — Останови.

Но чип запрограммирован так, что реагирует только на голос Элиот, и как бы ей ни хотелось оградить их от повторного просмотра сцены гибели Эмпры, она этого не делает. Экипаж «Инвиктуса» знает, что случится дальше, но скоро они это забудут. Им надо просмотреть съемку еще раз, чтобы понять, что несет Угасание и насколько велики ставки.

— Стоп! — потребовал Фар, на этот раз громче. Швы на руке Элиот, еще свежие и сочащиеся, отозвались болью на его крик. — Останови это!

Хотелось бы. Но она не могла.

На голограмме проносятся улицы Александрии; они бегут к ступеням библиотеки. Элиот отнюдь не бросилась за свитками Сафо; вместо этого она задержалась возле центральных стеллажей, чтобы убедиться, что Фар направится в нужное место. В этот день и в этот час Эмпра всегда появляется в юго-восточном углу библиотеки. Ее дети всегда оборачиваются на голос матери, и от их объятий у Элиот сжимается сердце. В каждом мире Эмпра Маккарти выглядела одинаково, и хотя Элиот знала, что это чужие матери, ей легче было представлять на их месте собственную маму, чем принимать приговор Угасания.

Стирание больше не казалось чем-то абстрактным. На «Титанике» Элиот поразил масштаб бедствия; здесь, на земле, ее ошеломила всепожирающая жадность Угасания. Ни одна природная стихия не устояла. Вода, воздух, земля, огонь, камень, бумага. Оно поглощало все.

Кожу. Кости. Душу.

Эмпра перестала существовать сразу же, как только Угасание коснулось ее: они пересеклись в настоящем. И «Инвиктус» постигла бы та же судьба, не инициируй Элиот прыжок машины времени в Решетку. И вот они здесь, сидят и смотрят, пока не наступает момент, когда голографическая проекция начинает воспроизводить их изображение здесь и сейчас. Видеозапись замкнулась, превратившись в бесконечный уроборос — змеиный хвост в пасти змеи, — и может прокручиваться заново, но Элиот наконец подает голос:

— Остановить последовательность.

Мир внутри мира свернулся в себя, снова превратившись в прозрачный чип в бархатной коробочке. Экипаж смотрел в пустоту, только что заполненную голограммой, и опустошенность отражалась на их лицах. Имоджен спряталась в волнах волос. Грэм углубился в себя и осмысливал услышанное. Прия сидела ошеломленно спокойная и безмолвная, слегка приоткрыв рот. Продолжать наблюдение больше не требовалось, но Элиот все равно смотрела на них, таких напряженных от осознания того, что если они обернутся, то увидят ее. Завеса тайны сорвана, и Элиот стоит здесь, рядом. Прыгунья между мирами, альтернативная кузина, другое «я», палач, девушка, забытая в собственной вселенной…

Она стала тем, кем стала, но только потому, что он стал тем, кем стал, — мальчиком, отлученным от времени, соринкой в ткани мироздания, центром циклона, системной ошибкой, катализатором. Фарвей Гай Маккарти, который сидел на опаленной подушке, бессильно уронив руку с бластером, внешне не напоминал ни того, ни другого, ни третьего. Он частенько вел себя как человек, убежденный в собственной великой судьбе, но осознав свое истинное предназначение, просто замер, сгорбив плечи.

Он вздрогнул, когда Элиот заговорила снова:

— Понимаешь, Фар? Ты эпицентр. Сканирование испускаемой тобою контрсигнатуры подтвердило это. Из-за тебя Угасание рвет вселенные на части, и существует только один теоретический способ остановить его…

Никто не произнес ни слова.

Они наконец поняли. Каждый из них понял.

— Ты должен умереть.

ЧАСТЬ III

Что было цельным, рушится на части,

На мир напало сущее безвластье.

У. Б. Йейтс. «Второе пришествие»

34 ПО ТУ СТОРОНУ КОНЦА

Дурной сон, ночной кошмар, наркотический бред, говорил себе Фар. Реальность не могла исказиться так, что больше походила на картину Сальвадора Дали, чем на мир, в котором он прожил восемнадцать лет. Все плыло, как будто он упал спиной в реку и видел «Инвиктус» сквозь ее текущие воды. Разноцветные волосы, заляпанный кровью медицинский костюм, радужные кубики на полу. Корабль, полный красок, казалось, раскачивался и кружился, хотя в действительности ничего этого не было.

— Я катализатор? Почему? Как? — Однако Фар знал ответ. Это то, что он носил всю свою жизнь, — печать славы. Рожденный вне времени, он всегда чувствовал, что отмечен чем-то великим, что избран для какого-то исключительного существования.

Но это существование становится что-то уж слишком исключительным.