Как только они вошли в зал для пресс-конференций, гул голосов стих, и лишь торопливые перешептывания сопровождали движения камер, повернувшихся в их сторону. Барри Кантор направился к трибуне, Гленн держался слева, чуть позади. Кантор попросил его присутствовать на тот случай, если у прессы возникнут вопросы к деталям расследования.
Зал был полон под завязку. Все семь рядов и в каждом семь откидных кресел для аккредитованных журналистов были заняты, окруженные взбудораженной толпой репортеров, фотографов и операторов. Толстые телевизионные кабели бежали по полу во всех направлениях, добавляя беспорядка в общую сумятицу. Со всех сторон щелкали фотоаппараты и вспыхивали огни вспышек. Из-за жара прожекторов и тесноты в помещении было тяжело дышать. Гленн еще не видел, чтобы в этом зале когда-либо собиралось столько народу.
Барри Кантор предоставил несколько секунд фотографам, чтобы они вдоволь нащелкались, затем в своей обычной расслабленной манере приступил к заявлению, с улыбкой поприветствовав всех присутствовавших на пресс-конференции.
– Я счастлив, что могу подтвердить факт ареста поджигателя небоскребов.
Гленн видел его в профиль. Каждая черточка спокойного лица Кантора выражала удовлетворение.
– Наша администрация, – продолжил он, – с самого начала работала не покладая рук, днем и ночью, и труд каждого теперь вознагражден.
К Гленну незаметно проскользнула секретарша, вид у нее был смущенный. Она протянула ему записку, прошептав на ухо:
– Взгляните, не нужно ли сообщить об этом мистеру Кантору?
Гленн взял листок и прочел:
Горит здание компании «Стейт-стрит» в Бостоне.
В эфире звучит музыка из «Зова предков».
Вот черт! Каких-то три минуты назад еще можно было отменить конференцию!
– Все мы должны почувствовать облегчение после того, как враг общества номер один был задержан, – продолжал Барри Кантор, – все мы должны иметь возможность сказать себе…
Гленн не колебался ни секунды. Он сделал шаг и положил лист бумаги на трибуну, прямо перед глазами советника.
Кантор продолжал свое пламенное выступление, не выказав ни малейшей тревоги. Лишь черты его лица быстро и неуловимо эволюционировали от победоносной улыбки к маске ответственности и отваги.
– …сказать себе, что отныне можно выходить из дома, ничего не опасаясь. Тем не менее у подозреваемого остались сообщники, об этом надо помнить. Угроза по-прежнему существует и поджоги не исключены, я в этом уверен. Будущее покажет, насколько я прав, но думаю, что война еще не закончена. Поэтому я призываю каждого из вас быть предельно бдительным. Для нас бой продолжается. Мы встретимся снова, как только у нас будет новая информация по этому делу.
Бананы.
Я видел бананы и лодку.
– Ты уверен? – тихо спросила Анна, явно обескураженная.
Я не спеша разложил на столе страницы моей новой сессии, еще раз взглянул на идеограмму, на таблицу с сенсорными ощущениями, на резюме и наброски… Да, несомненно, я видел то, что ясно походило на корабль, воду, большой металлический объект красного цвета и… бананы.
Анна поморщилась, застегивая пальто, чтобы защититься от влажной прохлады парка.
В поисках уголка природы с ее особой атмосферой, прежде оказывавшей благоприятное воздействие на мои способности предвидения, мы отправились в Вашингтон-Сквер-парк, расположившийся вдоль Нью-Йоркского университета, в пяти минутах ходьбы от ресторана. Обычно в летнее время здесь собиралось множество студентов, но сейчас парк был почти безлюден, и мы устроились за садовым столом с инкрустацией в виде шахматной доски, который был окружен скамьями из дерева и кованого железа, под деревьями с набухшими почками. Это, конечно, не слишком походило на природу: воздух без всяких признаков свежести казался мертвым, вдалеке слышался шум машин.
Я хорошо знал этот район, поскольку жил здесь несколько лет назад. Чтобы сбросить с хвоста возможного преследователя, мы предварительно совершили небольшой маневр, войдя в магазинчик «Мортон Уильямс»[14] на площади Ла Гуардия, чтобы выйти через второй выход на Бликер-стрит.
– Бананы, корабль, вода и красная металлическая штуковина, – еще раз неуверенно подытожила Анна.
Все это, очевидно, не имело никакого смысла, и тем не менее это все, что я мог дать.
– Быть может, это была не слишком хорошая идея устроить сеанс прямо здесь, – сказал я. – Это место не назовешь пасторальным. Вероятно, его аура влияет на результат…
– Почему ты так думаешь?
– В конце восемнадцатого века этот сад был местом казней. Виселица стояла вон там, где теперь находится фонтан, – ответил я, указывая пальцем.
– Правда?
– Мало кто знает об этом, но да, это так.
– Какой ужас…
Ее обескураженный вид вызвал у меня улыбку.
– И это еще не все. В начале девятнадцатого века в Нью-Йорке вспыхнула эпидемия желтой лихорадки. Мертвецов хоронили наспех, как попало, в этой же земле. Под нашими ногами около двадцати тысяч трупов.
– Ты шутишь?
– Нет, честное слово.
– О боже…
Я услышал позади себя какой-то шум и резко обернулся.