— Знаешь, Дэмиен. Когда я тебя впервые увидел в порту, то сразу почуял в тебе что-то… В общем, для меня не было секретом, что ты многого недоговариваешь. Да, ты производил впечатление немного наивного, но, в общем-то, неплохого парнишки. Однако я явно ощущал в тебе хорошо замаскированное второе дно. Не потому что ты плохо маскировался. Жизнь заставила научиться быстро и точно давать оценку тем, кто встречался на моём жизненном пути. А уж потом, когда тебя привёл Воррт и рассказал о твоих проделках в городе — понял, что даже двойного дна тут недостаточно.
Я присел на кровати и подобрал под себя ноги, ожидая продолжения. Он же обернулся, и его жёлтые глаза буравили меня насквозь.
— Твои способности меня поразили. И я поверил в значимость твоей миссии по отношению к нашему миру. Просто поверил, вопросы о семье уже по инерции задал. А твоя честность — Воррт упомянул, откуда ты взял деньги и сколько потом вернул — совершенно органично дополняла этот характер. Характер того, кто готов бескорыстно помочь, не ради награды, а лишь потому, что кому-то нужна помощь. И ты бесстрашно кинулся спасать неизвестных тебе людей. А потом…
— А о том, что было потом, можно не напоминать, — сердито пробурчал я, — Аорташ приложил немало сил, чтобы исцелить меня, не начинай всё сначала.
— Я повторю тебе то же, что сказал ещё тогда, — спокойно продолжал Сайраш, — Злому Эго даже не все драконы могут сопротивляться, а уж о том, чтобы ему воспротивился — так, как это сделал ты — кто-то из прочих, мне вообще ничего неизвестно. Но вопрос в другом. Когда я попросился к вам в отряд — ты позволил мне идти с вами. Когда я предложил тебе этот ритуал — ты без страха доверил мне свою душу. Для нетаисиана — немыслимый поступок.
Он замолчал. Молчал и я, не решаясь нарушить хрупкость и уязвимость момента. Всё это время Сайраш был ускользающе-шутлив и приветлив со всеми. Казалось, что любые настороженность и недоверия соскальзывали с него так же, как капли воды с его шкуры. Его доброжелательность не имела границ. Теперь же он раскрывается передо мной с другой, уязвимой и слабой стороны.
— Когда же мои соплеменники схватили меня и предъявили ужасное обвинение — ты спас меня, — совсем тихо продолжал он, — ты спас меня тогда, когда я сам перестал бороться за свою жизнь. Мало того, ты вернул мне имя и честь. И я хочу узнать, — наши взгляды встретились опять, — чем я заслужил
Я молчал очень долго. Что подвигло его на этот разговор? Не знаю. Я не знаю, как он жил раньше, не знаю, как его растила семья, почти ничего о нем не знаю.
— Ну а ребята в порту? — впервые за долгое время верный инстинкт молчал, не реагируя на зов о помощи и предоставив мне вести разговор самому, — мне казалось, они за тебя были готовы горой стоять, как, впрочем, и ты за них? — я отчаянно пытался вызнать хоть какую-то информацию, которая поможет мне найти верный ответ.
— Это другое, — мотнул головой ящер, — поначалу они тоже относились ко мне очень прохладно. И лишь много позже, чуть ли не по прошествии пяти лет, начали доверять.
— Да на что ты намекаешь, я не могу понять? — отчаянно спросил я, впервые пытаясь нашарить правильный ответ самому, — я почувствовал, что ты… хороший. Что тебе можно доверять. Почуял не своими уникальными способностями — а силами души. Что в этом такого?
Сайраш отвернулся. Лишь сейчас интуиция сказала, что он… плачет. Я был просто ошеломлен, но сидел, не издавая ни звука. Сайраш сейчас изливал мне душу, причём, судя по всему, он никогда не делал этого раньше. Я чувствовал его неловкость, стыд, злость на самого себя за несдержанность, но он уже не мог остановиться.
— Ты просто не рос в нашем мире и не знаешь, как относятся к таким, как мы. Вогнар намекнул, что наш путь лежит в один из крупнейших городов, так что если продолжишь сохранять этот облик — непременно узнаешь. Мы, как ты заметил, щедро одарены природой: сильное, выносливое, приспособленное тело. Кто-то даже считает наши тела красивыми. Как правило, острый и проницательный ум, хотя это уже издержки традиционно непростого воспитания… Ходят легенды, что мы состоим в родстве с самими драконами. Но всё это привело лишь к тому, что нам стали завидовать. Самой лютой завистью. И медленно, но верно — притеснять в правах. Это длилось очень медленно — но все попытки пресечь этот процесс показывались в дурном свете и оборачивались против нас самих.
Ящер вскочил и принялся мерить комнату шагами. Он уже не скрывал мечущегося из стороны в сторону хвоста, на руках в свете уходящего солнца блеснули когти. Зрачки в глазах стали совсем тонкими.