Интрузия

   И рассмеялся добрым, демоническим смехом. Василий сразу же бросил все свои удочки и даже так и неначатую бутылку водки. Вот что с человеком простая любознательность делает. Хотя, пить на рассвете, это конечно, романтично, но не соответствует российским традициям. Я все время думаю, вот пить, по-нашему, можно в любое время суток. А на рассвете нельзя, дурная примета. Не принято, хоть ты тресни, не знаю почему.

   Ну, расположились мы в новой пристройке к гаражу, там, где у меня маяки стоят и портал во Внеземелье. Чтоб всё в одном флаконе было, рядышком. Распаковал я свой фибровый чемоданчик с кевларовой подкладкой, разложил это всё хозяйство аккуратно, на фанерке. Под фанерку чурбачки подложил, сосновые. Сосновые, они духмяные, с фитонцидами, не то что берёзовые. Два экрана, возле каждого по семь верньеров, это я спецом сделал стилизацию под аналоговое оборудование. Ну, думаем с Васей, ща мы провертим дырку в пространстве, прямиком в США, кинем им сюрприз. Вообще-то тревожно и волнительно. Всё-таки первый раз, и стёб здесь не совсем уместен, но все равно, на хи-хи пробивает. И тут, что вы думаете, в этот мандражный момент, открывается дверь без стука и заходит Ичил, топчется по моим ногам, и прямиком куда-то рвётся. Потом меня заметил, затормозил. Мало того, что я невыспавшийся, так и этот здесь, с претензиями. И входить без стука в помещение, где я занимаюсь важным делом - это вопиющий моветон. Так и сказал Ичилу, ты - манд-вен-тон! И добавил пару слов в рифму. Зато Василий Степанович сразу и афигел. Ну, я бы, конечно, тоже начал сомневаться в своём рассудке, если бы в бетонной, ровной прежде стене, разверзлася бы дыра, и из неё полез бы чёрт, а я ведь Степаныча предупреждал!

   - Ты, - спрашиваю у Ичила, - каким ветром? Хрен ли шастаешь взад-вперёд, мировое древо раскачиваешь? Не желаешь ли выпить чаю, рассказать нам, велик ли был приплод в твоих стадах? Был ли добрым твой путь?

   Задел его за посконное, степняцкое, практически мордой в навоз сунул, ибо не подобает уважающему себя степняку суетиться и правила вежества нарушать. Он как споткнулся. Понахватался, от своих блондинок, панимаиш ли, городских привычек. Приобщение к ценностям нашей цивилизации, несомненно, дело прогрессивное, но нельзя бездумно хватать всё блестящее и совать в рот.

   Мы прошли на летнюю кухню, я поставил чай, а Ичил начал печальное повествование. Начал мне что-то про Михалычеву ногу рассказывать, но я пресёк. Представил, как они отпиливают Михалычу культю, а потом начинают... я отогнал от себя эти видения, сердце сбойнуло. С детства боюсь уколов и всяких хирургов. С их возмутительным, хамским отношением к клиентам. Не говоря уже про стоматологов. Нет, я не могу без содрогания вспоминать те самые страшные моменты своей жизни, когда я, скуля, хотел забиться в угол... ну, в общем, об этом лучше никогда не вспоминать вообще.

   Оказалось, что искусственный интеллект Научно-исследовательского института медико-биологических проблем оказался старой закалки, никаких блоков типа 800/900 не имел, и, следовательно, иносказаний, намёков и шуток не понимал. А также рассказывал всякое на своём, медицинском языке, который никто, кроме него самого, не понимал. Без специалиста с высшим специальным медицинским образованием очень трудно понимать другого специалиста, даже если он ИИ. Он панькаться с посетителями не будет и переводить с медицинского на русский свою феню тоже. Это вам не воспитанный мною Мбонго, который грузит свои замашки из этического профиля ИИ-1017, а потом мне растолковывает ту ахинею, что иногда выдают за истину другие ИИ. И поэтому операция по излечению Михалыча откладывается на неопределённый срок. Вся надежда на единственного человека в нашем маленьком коллективе, который в этом копенгаген, но сей момент дрыхнет вверх сопаткой.

   - Вот, кстати, познакомьтесь. Это Ичил, потомственный шаман хрен знает в каком поколении, а это Василий Степанович, наш новый сотрудник.

   - Это как шаман? Настоящий, который камлает и с духами разговаривает? - удивился Василий.

   - Именно так. Именно разговаривает, - твёрдо сказал я, чтобы не возникало сомнений.

   - Как там Афанасьевна с Михалычем? Прижились? - спросил я у Ичила, прихлёбывая чай с мятой.

   - Афанасьевну я водил к месту, где живая вода. Ох, и сильная она шаманка. Да. Ага. Теперь у нас второй росток травы принялся. А то от того нельзя много листков рвать, погибнет. А Михалычу я давал пить укрепляющие настои. Пока до операции сил поднакопить. Он ходил, на Дохсуна шибко ругался. Что, говорил, за урод у вас караульную службу ставил? Дохсун ему Устав в нос тыкал, пока не подрались. Михалыч, хоть с одной ногой, но Дохсуну накостылял. Прикольно, мля ваще. Нет, это без гринго, они между собой. Потом помирились, теперь там что-то меняют. Я не в курсе, я не военный, в ваши дурацкие солдатики играть.

   Василь Степаныч слушал наши разговоры, положив челюсть на стол.

   - Ладно, раз такое дело, то пошли, посмотришь на нашего больного. Если он в состоянии, то возьмёшь с собой.