Интрузия

   - А ты не того? Случайно, капельками не баловалась? - с подозрением спросил я, - а то у тебя последнее время как-то всё слишком активно происходит.

   - Нет, что ты, дорогой, - ответила Ира, сладко потягиваясь, - это просто я по тебе соскучилась.

   Обманывает, наверное. В свете звёзд блеск её лукавых глаз говорит о другом.

   С утра, навернув яичницу из десятка яиц с изрядным ломтём бекона, литр молока, два десятка пирожков и половинку вчерашнего торта, Ичил произнёс:

   - Пища у вас плохая. Совсем нет жизненной силы. Вроде поел, а всё равно, как травы пожевал. Я что, овца какая, или лошадь, травой питаться?

   Я с ним согласился. Мне тоже, после добротной степной пищи, всё стало казаться не таким. Разница ощутимая. Да что там говорить, консерванты и антиокислители изящества еде не добавляют.

   Но Ичил хотел поговорить совсем о другом. Это мне хорошо видно, по его изрядно осунувшейся, с чёрными тенями под глазами и страшно довольной морде. Его распирает, ему хочется поделиться, так сказать, опытом лечения. Но я деликатно молчу, я же интеллигентный человек, что лезть в душу к человеку своими грязными лапами? Может, у него там святое, сокровенное.

   Но он не выдерживает первый.

   - Ты скажи, Магеллан, почему ваши женщины кричат во время кирим? Наши, степные, не кричат.

   - Наши кричат тоже не все, это раз, во-вторых, кричат - это они демонстрируют партнёру преклонение перед могучей силой его светлого мужского начала ян, и так реагируют на фазовое перетекание ян в тёмную женскую энергию инь, что происходит в момент наивысшего наслаждения. Впрочем, вам, козопасам, эти детали ни к чему. В-третьих, потому что вы своих баб дерёте без души, как овец. А вот, к примеру, Алтаана кричит, а Дайана рычит, а Сайнара... к-хм... это неважно, - провёл я краткий курс полового воспитания.

   - А ещё я негритянку попробовал. Откуда в вашем городе негры? Просто отпад. Кожа гладкая, как шелк, сама заводится с полоборота, и у неё такое узкое вла...

   - Избавь меня, пожалуйста, от пошлого натурализма, - поморщился я, - ты, часом, в этом малиннике на конец ничего не намотал? - на всякий случай спросил я у шамана.

   - Обижаешь, - гордо ответил Ичил, - я познакомился с очаровательной женщиной. Да, замечательной во всех отношениях! Я, наверное, на ней женюсь. Врач-венеролог, с опытом работы. Такая женщина! Она всё спрашивала про мои микстуры, и рассказывала всякое, - взахлёб делился он со мной сокровенным. - И альбом показывала, с картинками. Сифилис - страшная вещь, да.

   Я в юности тоже был любознательным, и, скажу по правде, после просмотра кое-каких медицинских атласов, мысли о сексе с "этим"вызывали приступ мучительного отвращения. Где-то примерно недели на полторы-две, потом гормоны всё-таки пересиливали естественную брезгливость, приходилось зажмуривать глаза, гнать от себя всякие ненужные мысли и ассоциации. Как вообще врачи с этим живут? Наверное, черствеют душой и теряют чувство прекрасного. Вопиющий пример - это мой сосед, кто не помнит, Курпатов, вот уж у кого чувство прекрасного испарилось, видимо, ещё в детском садике, когда он играл с девочками в доктора. Доигрался, блин, приходится с помощью посторонних людей его на лечение везти. Это, к слову, о разрушительном действии медицинской литературы на человеческую психику.

   - Она так одинока! - продолжал токовать Ичил, - Только она меня понимает! Зато бесплатно брала у меня анализы, каждый вечер. По три или четыре раза. Такая трепетная, беззащитная. И ещё она познакомила меня с одной. Оказывается, оральный секас вообще...

   - Понятно. Ты под надёжной крышей, - я пресёк излияния шамана, - а рассказывать про секас будешь у себя в ауле. Это во-первых. Во-вторых, мне понятно, что без намордника тебя в приличное общество пускать уже нельзя. И, наконец, добавлю, что настоящие мужчины, ни при каких обстоятельствах, не делятся ни с кем фактами и подробностями своих амурных похождений!

   Но я где-то что-то недоглядел. Ичил, лучась от скрытой гордости, выкладывает на стол пачки банкнот, и, слюнявя палец, начинает демонстративно медленно пересчитывать деньги. Ласково разглаживает каждую купюру пятернёй, раскладывает в стопки по достоинству. Пачки аккуратно перетягивает резиночками. Вот шайтан, он за месяц заколотил столько, сколько я, в хорошие времена, за полгода не зарабатывал, включая премиальные Теперь не выдерживаю уже я:

   - Ты что, женщинам за деньги отдавался?

   - Нет, - хихикает мерзавец, - женщинам я отдавался из любви к женщинам. А вот лечил их, по недоразумению, бесплатно. Только наши девушки мне быстро объяснили всю порочность подобного подхода. Они сами там, с клиентурой, разбирались. Это всё мне вчера отдали.

   И выкладывает на стол ещё три кредитные карточки. Платиновые.

   - Это мне на прощанье Лидочка, Манечка и Пусечка оставили. У их мужей слишком много денег, а Великий Тэнгри, да пребудет с ним слава, велел делиться. Очень своевременное решение. А то карма у них была перекошена, пришлось в порядок приводить. В смысле, у мужей. А Лидочка всю спину исцарапала во время секаса, - вдруг пожаловался шаман.