Лука заменил сломанные элементы в этажерке, надстроил карниз сверху, балки сделал резными, добавил еще несколько декоративных элементов… Казалось бы, вещь должна была стать массивнее, тяжелее, но нет – наоборот, этажерка приобрела легкость, ажурность. Лука ошкурил ее, снял прежнюю темную краску, открыл древесину – прозрачную, медового, золотистого оттенка.
Пока возился в Зоиной просторной мастерской, вдоволь надышался деревом, клеем – словом, всеми теми запахами, к которым привык с детства, сидя в мастерской у деда-краснодеревщика.
Приятно было снимать стружку, соединять детали, резать по древесине…
Оказывается, Лука ничего не забыл из того, чем занимался когда-то вместе с дедом.
«Вот ремеслом я сейчас занимаюсь или творчеством? Наверное, и то и то…»
– Ух ты… – Лука не заметил, как в мастерскую вошла Зоя. – Починил! И как красиво! Ты, Лука, настоящий плотник… – она осторожно прикоснулась к резным деталям этажерки.
– Нет, не так, – усмехнулся Лука. – Плотник – это тот, кто может построить дом. А столяр – делает все то, что внутри дома. Хотя… Эти две профессии очень связаны, да. Я говорил, дед работал столяром-краснодеревщиком? Знатную мебель изготавливал, да.
– Как красиво…
– Ну, это я еще без чертежа, без эскиза все делал, на глазок, – скромно произнес Лука. – Можно меня почти скульптором считать? А, коллега?
Он шутил, конечно. Зоя улыбнулась, обняла его. Потом сказала:
– А сделай еще вот тут один небольшой карнизик… Вот так и так? – Она набросала карандашом на листке рисунок. – Потом позови меня, ладно?
Ушла. Лука, вдохновленный Зоиной похвалой, выполнил ее просьбу. Неожиданно этажерка приобрела законченный вид.
Зоя
Закончив работу, он присел на небольшой диван в мастерской и сам не заметил, как заснул.
Сколько он спал, Лука не заметил. Возможно, долго, всю ночь.
…Потому что, когда проснулся, в широкие окна лилось яркое солнце, в центре мастерской золотым огнем отражала солнечный свет деревянная этажерка, посреди мраморных изваяний, стоявших вдоль стен.
Зоя увлеченно ее красила.
– Что ты делаешь? – удивленно, настороженно спросил Лука. Вскочил, подошел ближе.
На медовой, прозрачной поверхности дерева распускались цветы: ромашки, подсолнухи, васильки. Много, очень много. Избыточно много. Но в этом буйстве цветов своя прелесть. Да и сама фактура, и форма конструкции – словно они разрешали художнику не скупиться.
Этажерка, прежде скучная, из обычного предмета, из мебели – вдруг превратилась в произведение искусства, когда труд Луки и Зои соединился…
– Потом лаком можно покрыть, когда все высохнет… – деловито сказала Зоя. – Как?
– Отлично, – выдохнул Лука.
– Да? – Она шмыгнула носом. Вся в краске, перепачканная, с кое-как заплетенной косой. Смешная и трогательная одновременно. – Ты знаешь, я пять лет ничего не рисовала. Пять лет не рисовала цветов! Не могла. С того момента, как умер Илья. А вот теперь – могу… – пробормотала она с удивлением. Отступила назад, потом снова принялась работать кисточкой, смело и быстро делая мазки на деревянной поверхности.
– Это чудо, – пробормотал Лука.
– Что чудо?
– Ты чудо, – он подошел сзади, обнял ее. – Вот видишь, у нас неплохо получаются совместные проекты…
– Ты… всерьез сделал мне предложение? – не оборачиваясь, замерев, спросила она. – Не под влиянием момента? Ты не передумал?
– Нет, – легко ответил он.
– А как мы будем жить?
– Я не знаю. Придумаем. Вернее, знаю, мы будем жить счастливо.
– Ты все шутишь, Лука… Мы же не сможем жить вместе? Мы разные, мы…
– Я люблю тебя, – перебил он Зою. – Ты – любишь меня?
– Да. Но только… Я хотела другого, – она повернулась и, нахмурившаяся, несчастная, посмотрела Луке прямо в глаза. – Я хотела другой любви. Мне кажется, ты любил Полину, ну а я… со мной просто удобнее. Практичнее. Ее ты любил, а я могу стать хорошей женой и матерью. Ты сам сказал, не отрицай!
– А чего ты хочешь?
– Страсти, – сказала она и закусила губу.
– То есть ты думаешь, что – либо страсть, либо расчет?
– А как иначе…
– Зоя, Зоя… Ты не допускаешь вариант, что можно испытывать страсть, а можно просчитать все заранее? Ты у меня и здесь, и здесь, – он указал себе на сердце и на голову. – Я потому и говорю, что это чудо. Что мы встретили друг друга… Мы половинки, если тебе так угодно слышать.
Зоя слушала внимательно все то, что ей втолковывал Лука, кивала.
– Я красивая? – вдруг, без всякого перехода, спросила она.
– Ты самая красивая. Ты очень красивая. Ты – моя Зоя. Зоя – это «жизнь», в переводе с греческого. Ты моя жизнь! – Он обхватил ее лицо ладонями, прижался к ее губам с поцелуем.
Они целовались посреди мастерской, залитой ярким солнцем. Повязка слетела с Зоиной косы, волосы рассыпались по плечам.
Лука через голову стянул с себя свитер, потом принялся раздевать и Зою.
– Здесь? – пробормотала она.
– Здесь. Везде и всегда.