Вот и все о нашем с ним разговоре. Остается лишь сделать практические выводы — как для меня лично, так и для государства. В какой мере на ход моих рассуждений влияет тревожная обстановка в моем собственном доме, которую я, вероятно, не совсем обоснованно переношу на общее положение дел, пусть решает кто-нибудь еще. Я не могу отделить одно от другого.
Сначала о том, что касается государства и мер, которые надлежит принять. Полагаю, что в этом отношении могу поделиться некоторым опытом, который окажется полезным для моих преемников.
Мы имеем дело с массовым движением, исходящим из провинций, с перегруппировкой общественных сил, которую остановить невозможно. Она бы неизбежно произошла, даже если бы не было христиан, которые, в сущности, лишь более умело используют тенденции своего времени, чем другие недовольные. Повторяй мы хоть сто раз, что мятежные народные массы не созрели для того, чтобы взять на себя ответственность за судьбы мира, это ничего не изменит в главном: они ощущают себя угнетенными ничтожным меньшинством — Римом.
На эту перегруппировку общественных сил, в которой мы и сами участвуем, у нас обращают слишком мало внимания. Назову только один факт: кто из нас ясно осознает значение того, что наши нынешние императоры уже не потомки древних римских родов, а выходцы из провинций, и что они занимают свое место не по праву рождения, а выдвигаются армией за личные качества. Это можно только приветствовать; нет ничего отвратительнее тупого аристократа, единственное достоинство которого заключается в длинной череде предков. Однако не следует заблуждаться относительно того, что мы, таким образом, отрекаемся от идеи непреложности нашей власти и со своей стороны способствуем ломке тех самых традиций, на которые ополчаются массы.
Что нас меньшинство, само по себе в порядке вещей. И христианам, по тактическим соображениям опирающимся ныне на массы, через какое-то время, может быть, тоже придется не иначе как жесточайшим террором и тупым догматизмом подавить волю этих масс, то есть самих себя разоблачить. Однако до этого пока не дошло.
Намного хуже то, что мы утратили былую чистоту и исконность римского меньшинства, что само понятие «римлянин» стало расплывчатым и даже уже абстрактным. Государственный и военный аппарат пока еще не затронут разложением, но мы только им и держимся. Причем воображаем, будто он у нас в руках, в то время как в действительности мы — его рабы. Чтобы быть конкретнее, я выражу ту же мысль применительно к сфере своей деятельности: теоретически в настоящее время пока еще не очень сложно полностью искоренить неблагочестивые тенденции, даже если для этого потребуются суровые меры. Но мерами этими мы усилим не нашу власть, а только власть аппарата.
И далее: сейчас кто угодно — не только христиане — может завладеть этим аппаратом и обратить его против нас.
Как ни горько это звучит, но на нашу молодежь положиться нельзя. Пока еще считается хорошим тоном служить богам и родине. Хорошим тоном считается также высмеивать вероотступников и издеваться над их варварством. Однако все это не более как обычная заносчивость столичных жителей; за ней нет ничего, кроме духовной пустоты. Эта же молодежь, если того потребует мода, переметнется на сторону христиан и будет считать, что исполняет свой долг перед родиной. Тогда хорошим тоном будет насмехаться над теми, для кого наша религия — непреложный закон жизни. Напрашивается мысль строжайшими указами обязать всех неукоснительно соблюдать наши религиозные обряды. Эта мера уже принята, но послужила она на пользу обрядам, а отнюдь не истинной религии.
Мне, как слуге государства, не пристало изрекать мрачные пророчества. И назначен я на свой пост не для того, чтобы писать историческую хронику или размышлять об общественных процессах. Моя задача — не допустить, чтобы беспорядки создали угрозу существованию империи.
Я совершенно уверен — утверждаю это, исходя из собственного опыта и детального изучения данных проблем, — что мы в состоянии еще на несколько поколений отодвинуть эту угрозу. Я ни на минуту не сомневаюсь в возможности повернуть дело так, чтобы все смутьяны, рядящиеся ныне под христиан, исчезли без следа; нужно лишь выждать: они погибнут от собственной слабости — неверия в могущество наших богов. Правда, в самом движении плебса от этого ничего не изменится.
Поэтому в нижеследующих четырех пунктах я обобщаю накопленный мною опыт, дабы передать его своим преемникам.
1. Необходимо любыми средствами предотвратить превращение Рима в центр христианства. Пока провинциальные города соперничают друг с другом, претендуя на руководящую роль, христианство не войдет в силу. Для этой цели все тактические шаги должны быть направлены на то, чтобы угождать национальному самосознанию провинций.